Последний кайдан - Элла Чак

Я посмотрел в небо. Свечи внутри фонариков отправляли послания предкам. Закрыв глаза, я прошептал:

– Предки моего рода, прошу, дайте подсказку. Зачем я становлюсь тэнгу? Зачем я подружился с Нацуми? Кто она мне?.. А я? Кто для неё я?

Один из предков, видимо, сжалился надо мной, отчаявшимся отроком, и дал ответ на мою мольбу. Один из фонариков залетел в сёдзи. Он был не красным, как все остальные, а голубым. Его бок украшал рисунок самурая, на голове которого были шлем и маска. Я вытянул руку, но фонарик скользнул выше ладони. Купол ударился о ширму из бамбука, огонь свечи коснулся дерева, и вокруг меня стало невыносимо светло… горячо… и почему-то тихо.

* * *

Следующее, что я помню, – это как открыл глаза, лёжа на земле. Дом деда полыхал. Он был охвачен огнём, словно сам стал фитилём свечи.

Рядом со мной возвышалось что-то белое. Это белое рычало, а когда я открыл глаза и попробовал встать, оно обдало меня рыком из распахнутой пасти.

– Она там, – ответило белое, и я наконец-то рассмотрел, что это волк. – Она спасает свечу Накамуры, а не ты.

– Она?..

– Нацуми. Она в доме. Борется за синий огонь внутри алого.

Может, я всё ещё не пришёл в себя, но голос у волка был точь-в-точь как у парня в белом кимоно на Обоне. Я сразу понял, что он ёкай, и не ошибся.

У меня задрожали коленки, но я вскочил на ноги.

– Нацуми!..

Волк сбил меня опять с ног, ударив лапой.

– Ты не готов, ты выдашь себя.

– Мой дедушка! Он там! Нацуми! Дедушка!..

– Он мёртв, – ответил волк.

– Нет! Не надо! Помоги Нацуми! Почему ты просто смотришь?!

– Её перерождение – её путь. Каждому выпадает пережить боль.

– Мне нужно к ней! Отпусти!

– Посмотри на себя: слева – половина крыла, справа только прорезалась кость. Ты ещё не тэнгу.

– Кто ты такой? Кто?!

– Зови меня Оками.

– Ты оборотень! Ёкай!

– Как и ты… А сейчас уходи.

– Нет! Я не брошу Нацуми и дедушку!

– Дедушка умер. Я заберу… Нацуми. Найдёшь меня, когда будешь готов.

– Боги, там же свеча! В тайнике! Свеча!!!

– Уже нет, – ответил волк.

И тут я увидел, как волосы выбежавшей из дома Нацуми горят синим пламенем. Пожарные схватили её и затушили огонь одеялом.

– Твоя свеча потухла, – констатировал оборотень.

Не знал, что можно столько потерять за один вечер, сколько потерял я. Умер дедушка, сгорел дом, погасла свеча, я больше не был человеком и вот-вот потерял бы Нацуми.

– Это… она?.. Она меня вытащила?

– Да, – ответил волк. – И отказалась уходить без свечи.

Теперь я без его помощи рухнул на землю.

– Нам конец, оборотень! Без свечи этому миру конец! Чума, радиация – я не знаю, что будет, но оно уже началось!

– Есть ещё одно пламя, – ответил волк. – Твоя свеча была запасной. Есть сотая свеча… А теперь уходи. Делай, что я говорю, улетай в лес. Вернёшься, когда станешь тэнгу.

– Но у меня нет крыльев…

Волк обернулся человеком, и я снова узрел его лицо – слишком красивое и тонкое для убийцы. А именно убийцы и становятся оборотнями.

Оками произнёс, сузив серые глаза:

– Крылья окончательно прорезаются в первом полёте.

Он взял меня за кисть и ступню, словно я вешу как клочок его меха, раскрутил вокруг своей оси и запульнул меня в сторону лесной чащобы. Сначала я орал, потом падал, а потом орал, потому что больше не падал. Я летел.

16. Хатиро

Погасить искру тыквоголового красавчика

И Нацуми летела тоже. Она падала и кричала. Мы падали вместе, а потом вместе взлетели. Я пытался держать её когтями со всей нежностью, на какую способны мои лапища.

Внизу под нами остался Оками. Он держал на руках девушку без сознания. Ту самую, которую мы видели на Обон в гостях у родителей Нацуми.

Я посмотрел на Нацуми, вниз. Она перестала вырываться и дёргаться и теперь пыталась дотянуться до колчана со стрелами.

– Не прострели грудную клетку. Стреляй меж глаз, если хочешь убить.

– Хатиро?.. Хатиро! Что происходит?

Что ж, придётся поговорить. Придётся мне опустить её. И для этого я уже свил гнездо сутками ранее.

В гнезде моё перевоплощение полностью закончилось, и я отправился туда, откуда доносился шёпот Нацуми. Я буду слышать его всегда и везде. И найду её всегда и везде.

Никогда не думал, что мои повадки станут походить на повадки курицы-наседки, но именно так я себя и повёл, как только опустил Нацуми в гнездо. Мне тут же приспичило поправить несколько торчащих прутиков и примять сухую траву для мягкости. Казалось, если я этого не сделаю, мир перестанет существовать. По крайней мере, мир тэнгу.

Я почувствовал, как она прикоснулась к моим крыльям, подойдя со спины.

– Хатиро… Всё хорошо, это всё тот же ты, просто с крыльями.

– А ещё с когтями и метровым носом!

Я резко обернулся, но, к своему спокойствию, увидел, что лицо Нацуми так же безмятежно, как в те дни, когда в наш город пришло то самое лето. До этого было обычное лето. Просто лето. Ничего красивого в нём не было. Пока не появилась Нацуми.

Ничего не сказав, она приблизилась и обняла меня, уткнувшись в шею горячей щекой.

– Я рада, что ты не пострадал в пожаре.

Продолжая стоять истуканом, я боялся шелохнуться. Я никогда раньше не обнимал девушку. Тем более не обнимал девушку крыльями. А ещё не обнимал девушку, которая нравится мне, хоть я и придурок рядом с ней с тараканами в голове Аи и Кои.

– Ты прочитала письмо… в красном конверте? – спросил я, мечтая, чтобы ответ её прозвучал мне в шею и я ощутил сонной артерией вибрацию её голоса и ускорившийся бег крови.

– Оно со мной. Здесь, – коснулась она кармана возле груди.

Нацуми рассказала про Касуми, её шрамы, мышей, кукол и маску. Про Оками, которого считают убийцей тренера. Про то, как следователи Нобутака и Симадзу открыли пальбу в доме Куроки. Про то, что никто не знает, где искать потомка самурая Кудо и когда снова нападёт Призрачный самурай. Про то, как кого-то съели мыши, а кто-то летел на стреле. Я бы слушал и слушал её. Всё смешалось в один прекрасный шёпот губ Нацуми, превратилось в тёплое пятно на моих перьях. С перьями слышать Нацуми я мог всем телом, считывая колебания её особенного голоса.

– Я написал тебе,