Сквозь другую ночь - Вадим Юрьевич Панов

Или ему придётся искать доказательства, что Шермухаммаджума никак не мог убить Русинова. Но это, во-первых, трудно и не факт, что такие доказательства вообще существуют; а во-вторых, как на него посмотрит начальство? Или следователь?

– Согласен, Егор Петрович.

– Поэтому действовать нужно быстро. У тебя реальные результаты появились?

– Пока нет, – признался Вербин.

– А версия вырисовывается?

– В общих чертах.

– Так не молчи. – Шиповник посмотрел на часы. – Я и так с тобой как с новичком вожусь, рассказывай.

– Пока понятно одно: Таисия Калачёва, Карина Дубова и, возможно, кто-то ещё из их окружения неким образом причастны к убийствам, которые произошли пять лет назад и впоследствии были описаны в книге Калачёвой.

– Как именно причастны? – потребовал уточнить подполковник.

– Если бы я знал, Егор Петрович, у меня была бы стройная версия, а не история, наполненная нелюбимыми вами «возможно», – вздохнул Феликс. – Пока есть следующие предположения. Первое. Серийный убийца находится среди окружения Калачёвой. Это опасный, опытный, умный, хладнокровный и расчётливый человек, тайну которого Калачёва и Дубова неким образом узнали и теперь боятся за свою жизнь. Именно страхом объясняется поступок Таисии Калачёвой: она написала книгу, как страховку, в надежде, что преступник не тронет её, чтобы не навлечь на себя подозрения. Он и не тронул, зато убил Пашу, который серьёзно заинтересовался книгой.

– В чём недостаток версии?

– У меня нет убийцы.

– Хм… Действительно, неловко. Отсутствие убийцы – это серьёзный удар по версии. Какова вторая?

– Она настолько же ущербна, как и первая, но подразумевает, что Калачёва и Дубова являются соучастниками преступника.

– Звучит логично и намного интереснее первой версии, – подумав, произнёс Шиповник. – Пять убийств за одну ночь совершить можно, но трудно, требуется невероятная точность исполнения. А с помощью сообщников можно обеспечить логистику, раннее наблюдение за жертвами, возможно, они забирали и уничтожали улики…

– При этом я допускаю, что преступник мог использовать сообщников втёмную, вплоть до того, что заманил их в реальное преступление какой-нибудь игрой, вроде квеста. В этом случае они до последнего мгновения не понимали, что всё происходит по-настоящему, растерялись, испугались и теперь убийца держит их на очень коротком поводке.

– Ну, это ты загнул, – не согласился подполковник. – Сколько Калачёвой и Дубовой тогда было? По двадцать пять? Не такие уж и дети, должны были понимать, что что-то не так… А если и не поняли, если действительно заигрались или согласились помочь убийце ради новых ощущений, то где срывы? Ты не хуже меня знаешь разницу между человеком, сознательно пошедшим на преступление, и случайным убийцей, тем более, согласно твоей версии, втянутым в преступление обманом. Кто-то выдержит, кто-то заставит себя выдержать, но кто-то обязательно сломается, и возникает вопрос: где срыв?

– Вениамин Колпацкий, – спокойно ответил Феликс. – Это же очевидно.

– Ага. – Шиповник вновь почесал подбородок. – Логично. Тут ты меня подловил: я о том убийстве позабыл.

Вербин промолчал.

– Колпацкий, да… – Подполковник быстро обдумывал новую, а точнее, старую, но позабытую информацию, встраивая её в предложенную Феликсом версию. – И по описанию подходит: добряк и подкаблучник. Такой мог сломаться.

– Так точно, Егор Петрович, мог.

– Убийца об этом узнал и принял необходимые меры… Нестыковку видишь?

– Вижу, Егор Петрович, – кивнул Вербин. – Странные эсэмэски с инструкциями.

– Именно. Если бы их присылал убийца, Колпацкий пошёл бы к нам. Наверное. Всё-таки его характеризуют как добряка, а не дурака.

– Убийца или кто-то по приказу убийцы мог разыграть Колпацкому схему с шантажом, – ответил Феликс. – Показать, что знает о соучастии Колпацкого в преступлении, и потребовать денег.

– В этом случае ему нужно было идти к убийце.

– Возможно, он и пошёл.

– Возможно, и пошёл, – задумчиво повторил Шиповник. После чего усмехнулся: – Я не верю, что у тебя нет кандидата на роль «серийника».

– Был, но исчез, – признался Вербин. – После разговора с Марией Черновой я почти не сомневался, что убийцей окажется Михаил Пелек. А потом увидел его в инвалидном кресле.

– Ну хоть что-то тебя ещё удивляет, – проворчал подполковник.

– Не смешно, Егор Петрович.

– Я не собирался тебя веселить, Феликс. И как раз хотел спросить, какого чёрта тебя понесло к Пелеку?

Побывав у профессора, Вербин понял, что этот вопрос обязательно прозвучит, и был к нему готов. А тот факт, что Шиповник начал разговор не с него, показывал, что пока дела складывались не настолько плохо, как старик пообещал при расставании.

– Что не так с Пелеком? – Феликс специально ответил таким образом, показывая, что не понимает причины постановки вопроса.

– С ним всё так, – ответил подполковник. – Даже слишком всё так. Это человек с очень большими связями.

– Я догадался.

– А до визита догадаться не мог? – проворчал Шиповник. – Посоветоваться со старшими товарищами, обсудить, так сказать, вопрос.

– Я ни в чём его не обвинял, Егор Петрович, и не обозначил никаких подозрений в его адрес. Мы просто поговорили. Даже не о нём.

– Пелек заявил, что о нём вы тоже говорили.

– Проявил здоровое любопытство.

– Не мне тебе напоминать, что когда офицер твоего уровня проявляет здоровое любопытство, люди начинают нервничать.

– Даже люди с такими связями?

– Любые люди.

– Получается, для волнения есть причина, – спокойно ответил Феликс. – Не мне вам об этом напоминать.

– Нервничать начинают все, к кому ты проявляешь любопытство. И хватит со мной спорить!

– Слушаюсь.

Подобные диалоги у них случались: работая над делом, Вербин без стеснения «заходил» к самым разным людям, многие из которых потом активно выражали недовольство подобным поведением «какого-то там сыщика». До тех пор выражали, пока не оказывались на скамье подсудимых. Но пока они оставались на свободе, Шиповник должен был «реагировать», и Вербин относился к этому с пониманием.

– Короче, Феликс, моему руководителю, а значит, и твоему руководителю, позвонили из министерства и спросили, по какой причине мы бесцеремонно беспокоим известного и заслуженного человека, обладателя больших государственных наград, много сделавшего для страны? Руководитель ответил, что это, наверное, недоразумение, и вызвал меня. Я ответил, что мы Пелека не тревожим, а просто заглянули в ходе расследования, уточнить кое-какие детали, и больше трогать не будем. Ведь так? Не будем?

– Я пока не знаю.

– Да чтоб тебя! – не сдержался Шиповник. – Феликс? На Пелека хоть что-то есть?

– Только то, что Калачёва и Дубова о нём не говорили.

– Они оказались умнее тебя, – язвительно прокомментировал подполковник. – Ещё?

– Оговорка во время разговора. Сначала Пелек сказал, что книга стала для него сюрпризом, а потом обронил, что давал Калачёвой советы.

Об «особенных» книгах Вербин решил пока умолчать.

– И что это значит?

– Буду разбираться.

– Ты догадываешься, с кем планируешь разбираться?

– С коллекционером государственных наград.

– Именно! – Шиповник вздохнул. – Пелек профессиональный крупный чиновник в области экономики.