Антология советского детектива-48 - Николай Иванович Леонов

* * *

Роговой слушал молодого содельника и грустно улыбался: мысли и намерения пащенка видны отчетливо, до мельчайших деталей, словно на экране фирменного телевизора. Пошло повторять избитые истины, однако никуда не денешься, человек сложен и противоречив. Роговой сам обманывал партнера. Когда же убедился, что Трунин также ведет двойную игру, расстроился, искренне загрустил. Как жить, если никому нельзя верить?

– Патрон, вы подготовили запасные каналы транспортировки? – пел Трунин. – Если мы получим груз, в чем я не сомневаюсь, это только полдела.

– Я вложил миллионы, связи, мозги, каков твой вклад? – спросил Роговой. Следовало разговаривать серьезно, чтобы пащенок ничего не заподозрил. – За десять процентов прибыли я мог бы нанять подразделение ОМОНа, которое разнесло бы на атомы поганый цирк за несколько минут…

– И забрало бы все, а финансиста и организатора прикончило, – перебил Трунин и почему-то довольно хохотнул. После длинной паузы Роговой сказал:

– Хороший у нас разговор, доверительный. Звони, желаю тебе удачи, сынок.

Обжаривая в камине нанизанные на шампур колбаски, глядя на капающий шипящий жир, Роговой задумался. Обезвредили Гурова, или это лишь сопливые измышления мальчишки? Если сыщика ликвидировали, то, в принципе, это прекрасно, но на сегодня может и лишнее. Живой Гуров – значит, мертвый либо арестованный Кирилл Трунин. Даже если последний на допросах заговорит, что маловероятно, но пусть и заговорит, никаких вещественных улик против Рогового ни Гуров, ни кто-либо другой не получит.

Зазвонил телефон. Все постоянно звонят друг другу, прямо болезнь какая-то, вроде эпидемии. А если еще изобретут, конечно японцы, видеотелефон, то жизнь замрет, движение остановится, все закостенеют в креслах, а некоторые женщины начнут пользоваться раздвижными креслами, ведь от неподвижного сидения бедра начнут раздаваться.

В хижине Рогового пока телефонного экрана не было, но на аппарате зажигался номер абонента, который выходит на связь. Патрон взглянул на табло, звонили из Города, с которым Роговой только что разговаривал, но не Трунин. Патрон снял трубку, почти прикрыл ладонью, глухо сказал:

– Дежурный администратор.

– Константин Васильевич? – спросил напряженный женский голос.

– Ну? – ответил он с сомнением.

– Константин Васильевич, это я, – женщина перестала кричать, и Роговой узнал своего агента.

– Слышу, ты откуда говоришь? Я же тебе запретил…

– Я звоню с чужого телефона, нужен ваш совет. У меня неприятности!

– Слышу. Говори, – обреченно ответил Роговой и терпеливо слушал хотя и сбивчивый, но толковый доклад агента.

Глава десятая

Охота

Капитан Стаднюк решил машину в стороне не оставлять, подкатить прямо к дому, полковник наверняка услышит, выскочит через окно во двор и начнет уходить дворами, тут его и кончат. И пристрелит москвича он, капитан Стаднюк, чтобы все прошло наверняка, без накладок. Он оглядел команду, двое ребят верные, уже по уши в крови и деньги получают давно: один дом строит, второй только машину купил, в долги влез, у них обратной дороги нет. А вот лейтенант Щукин – парень гнилой, напрасно его вчера с собой взяли, теперь он в курсе дела, если припечет, может поплыть и расколоться. Только Москва узнает, что Гуров убит, сюда понаедут, начнут мотать, Щукин окажется крайним.

– Стой! – скомандовал капитан перед въездом на улицу Ленина. – Проверить оружие, снять с предохранителя, патрон дослать, я здесь выйду, через десять минут трогайтесь. Дом знаете, действуйте, как при обычном задержании, то, что он представляется полковником, вас не интересует. Человек напал на сотрудников милиции, генерал приказал задержать и доставить в контору. Вопросы?

– Товарищ капитан, вы, же его знаете, он не дастся, – чуть заикаясь, сказал лейтенант.

– Преступник обычно не дается, – усмехнулся капитан. – Никто в тюрьму идти добровольно не желает.

Лейтенант сжался, покраснел, хотел что-то сказать, два других оперативника безучастно и, спокойно вынули пистолеты и передернули затворы.

– Взять желательно без стрельбы, но, если преступник схватится за оружие, сами понимаете, – многозначительно произнес Стаднюк. – Если в доме никого не окажется, двигайтесь во двор, услышите стрельбу, бегите на выстрелы. Вопросы? Нет? Прекрасно, значит, через десять минут двигайтесь.

Стаднюк подходил к дому задними дворами, по дороге он все продумал. Стрелять без – предупреждения, для верности дважды, забрать у покойника пистолет и застрелить Щукина, всадить две, даже три пули, это произведет на прокуратуру и на жителей города впечатление. Кажется, у лейтенанта недавно родился потомок, тем лучше. Пистолет вытереть и вложить в руку покойника. И пусть приезжает сто комиссий, и дело забирает Прокуратура России, никогда не установить, кто выстрелил первым, а кто защищался.

Капитан Стаднюк пристроился за сараем, до окон не более десяти метров, только достал оружие, как услышал шум автомобильного мотора, скрип тормозов. Услышал и москвич, значит, сейчас. Какое окно? Створка одного из них приоткрыта, значит, подготовился, подлюга. Ну, давай, прыгай! Рама скрипнула. Стаднюк чуть было не нажал курок, но в оконном проеме никого, видно, ветер шевельнул раму.

Стаднюк ждал, время растянулось. Уже непонятно, сколько прошло: минута или пять? Неужели полковник подчинился и сейчас садится в машину? Плохо. Вывезем за город, пришьем, повесим убийство на уголовников. Однако хреново! Наверняка кто-то видел, как москвич садился в нашу машину. Центровые вскоре быстро определят, что полковник укрывался здесь, прочешут улицу и свидетелей найдут. Капитан не успел дорисовать мрачную картину до конца, как из окна выглянул оперативник и тихо позвал:

– Товарищ капитан!

Стаднюк вышел из укрытия.

– Взяли?

– Нет никого, отперто и ни души, и Классик куда-то запропастился.

* * *

Гуров сидел у окна в доме напротив, пил чай без сахара, наблюдал за происходящим, улица была узкая, сыщик мог в своих преследователей если не плюнуть, то без труда швырнуть камнем.

Из машины вышли трое, капитана среди них не было, и сыщик удивился. Когда через несколько минут из дома появились четверо, стало ясно, что капитан пришел со двора, через окно. Совещание не проводили, сели в машину и укатили.

Перед тем, как Классик ушел на разведку и пропал, сыщик спросил у него, кто из соседей с ним дружен. Клоун смущенно улыбнулся и ответил, что его в городе все знают и любят и, вообще, люди кругом хоть и несчастные, но хорошие. Аннушка, вон домишко напротив, окна с занавесочками в горошек, исключительно душевная, прибирается у него, а денег не берет,