Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 - Дэн Браун

мать уйдет пить и оставит десятилетнего ребенка одного? Я ужасный человек и все это заслужила. Опускаюсь на пол и ненавижу себя еще сильнее. Хорошая мать встала бы. Пошла бы искать сына. А я не могу пошевелиться.

Раздается звонок в дверь. На крыльце стоит Дженни.

– Позвонила в полицию?

Качаю головой.

Она проталкивается внутрь и обводит кухню оценивающим взглядом.

– Как давно он пропал?

Кошусь на часы.

– Я… не знаю. Проснулась в полдевятого, а его нет.

Ее глаза скользят по моему золотистому платью.

– Ты ушла на ночь?

При одном воспоминании кружится голова. Хватаюсь за прохладную каменную тумбу, а не то рухну.

– Я не осуждаю, – поспешно объясняет Дженни. – Хочу понять, сколько Дилана нет дома. Ты его видела, когда пришла?

Судорожно роюсь в голове. Кажется, я пьяная доковыляла до его комнаты – поцеловать перед сном. Однако наверняка сказать нельзя. Вполне возможно, что я просто заползла в кровать и вырубилась в одежде.

– Не помню, – шепчу я, сгорая от стыда.

Дженни закусывает губу.

– Как юрист, советую обратиться в правоохранительные органы.

– Не могу, – протягиваю ей записку. – Вот.

Дженни хватает обрывок бумаги, пробегает глазами по строкам. Ее лицо искажается болью, будто ей дали пощечину.

– О… – шелестит она. Будто вот-вот расплачется.

– Что?

Тишина. Дженни шумно сглатывает и придает лицу спокойное выражение.

– У Адама дом в Порткерно, – твердым, будничным голосом говорит она. – Его мать туда переехала после развода.

Едва осознаю, о чем она. Кажется, я утратила способность понимать речь.

– Слушай, – Дженни кладет руки мне на плечи. – Я попрошу Белинду присмотреть за мальчиками. А ты собери вещи. Одежду. Зубную щетку. Кое-что для Дилана.

– Дилана?..

Ничего не понимаю. Я как рыба, выпотрошенная к ужину.

– Да. Мы его найдем, – Дженни умоляюще на меня смотрит.

В ушах звенит.

– Как? – тупо спрашиваю я.

– Поговорим в машине. Только, Флоренс…

– Да?

– Надо спешить.

Бросаю одежду в сумку, и тут раздается звонок в дверь. Каждый волосок на теле встает дыбом.

– Не злись, – говорит Дженни, – я позвонила Аллегре.

Едва не брякаю «Какой Аллегре?». Все, что не связано с Диланом и его местонахождением, относится к другой, параллельной вселенной. Неужели я раньше тратила силы на ненависть к женщинам у школьных ворот? Какая глупость, какая роскошь – иметь время для чего-то столь незначительного. Теперь я могу думать только о Дилане. Дилан, Дилан, Дилан.

– Лошаднице Аллегре?

– Ты с ней хоть раз говорила? Между прочим, она интересный человек. Так или иначе, у нее есть кое-что нужное.

Говорят, яд – оружие женщины. Аккуратное, бескровное убийство. Яд позволяет держаться на расстоянии.

Помню, смотрела документальный фильм о частых отравлениях мышьяком в Англии середины девятнадцатого века. В основном женщины убивали мужей. Чуточку в утренний кофе, щепотку в толченый горох своего господина. Да и как их винить, женщин девятнадцатого века? День-деньской на кухне, ночью – насилие в собственной постели, один визжащий ребенок за другим – без эпидуральной анестезии, без молочных смесей или одноразовых подгузников. Так и видишь, как они стоят у могилы, с завистью поглядывают на овдовевшую подругу и молча строят свои планы.

А потом мы с Дженни возвращаемся в автомобиль. В ее настоящую машину, «теслу», а не взятую напрокат «киа». Мы мчимся по автостраде в сторону Корнуолла.

Тело онемело, им управляет неведомая сила, а я – точно заводная игрушка. Смотрю в окно и во всех подробностях припоминаю, как я подводила сына еще с тех пор, когда ему было четыре месяца и он случайно скатился с дивана на деревянный пол. Я и не знала, что в таком возрасте дети могут переворачиваться. Он плакал целый час.

Вспоминаю темный, потаенный уголок души, который всегда желал: вот бы Дилан был популярным и спортивным, а не долговязым и серьезным. Ту часть себя, которая мечтала: вот бы он больше походил на других детей хотя бы потому, что так проще жить.

А сколько раз сын мне что-нибудь показывал – посредственный прыжок с невысокой стены; облако, отдаленно напоминающее слона; вопиющее нарушение правил утилизации отходов? И как я отвечала? «Интересно, милый». Да я хоть раз его выслушала? Я его не достойна.

Сжимаюсь в комок отвращения к себе. Ремень безопасности впивается в спину – и пусть. Я заслуживаю боли. Все это моя вина. Я в нем сомневалась и допускала возможность – всего лишь возможность! – что он сотворил нечто ужасное. А теперь он пропал. Невыносимо. Глубже вжимаюсь в сиденье.

Дженни косится на меня и вновь устремляет взгляд на дорогу.

– Хватит себя винить.

– Ты о чем?

– Да у тебя глаза виноватой мамаши!

– Ну и правильно. Ведь я во всем виновата. Если бы…

– Слушай, Флоренс. Ты совершила ужасный поступок. Подставить невинного человека? – она качает головой. – Кошмарно. Бессовестно. Как только вернемся в Лондон, ты все исправишь. Но я понимаю, почему ты так сделала, – мягче добавляет Дженни.

– Понимаешь?

– Конечно. Я тоже мать.

* * *

Послеполуденное солнце меняет цвет с оранжевого на красный, когда мы останавливаемся подзарядить «теслу» на станции техобслуживания где-то в Девоне. Дженни идет в туалет, а я откидываюсь на спинку сиденья и оглядываю парковку, где нет ни одного автомобиля, кроме побитой серебристой «шкоды». Молодая мама в испачканных легинсах силой усаживает сердитого малыша в детское кресло.

– Оливер, честное слово… – начинает она. И тут замечает меня. Тон ее смягчается: – Солнышко, пожалуйста, садись.

«Не кричите на него! – хочется заорать мне. – Когда-нибудь до смерти пожалеете!» Не успеваю подобрать слова, как выбегает Дженни.

– Готова? – она бросает мне протеиновый батончик со вкусом малины, возвращая к реальности. Ужасной, кошмарной реальности.

– Я не голодная.

Швыряю батончик на заднее сиденье, словно капризный ребенок. Выжидающе смотрю на телефон – вдруг зазвонит? Но связь пропала.

Дженни тянется за батончиком.

– Ешь! У нас впереди долгая ночь.

Проезжаем милю за милей в тишине. Вокруг все больше холмов. Дженни смотрит вперед, то затягиваясь вейпом, то покусывая внутреннюю сторону щеки. А я гляжу в окно и ищу ответ на вопрос, который мучает еще с той минуты, как мы сели в машину.

– Не понимаю, зачем он Адаму? Просто… бессмыслица какая-то.

Дженни крепче сжимает руль. Меня словно бьют в живот. Все вдруг проясняется.

– О боже! – лицо начинает гореть. – Конечно. Ты рассказала! Прошлой ночью. Передала Адаму, что я сказала о Марте.

Она бледнеет и ничего не говорит в свою защиту.

– Ты сказала Адаму, что я виню его в исчезновении Марты. И он похитил моего сына, чтобы я молчала.

– Прости, – шепчет Дженни. – Я… думала, ты разозлилась,