Вредность не порок - Лариса Ильина

— Стас! — Я сделала вид, что удивлена. — Что-нибудь случилось?

— Конечно, случилось! — убежденно ответил Стас. — Вера Николаевна решила, что вам тут много чего не хватает.

Бабка была сражена, я — нет, я-то свою маму хорошо знала, поэтому ожидала чего-либо подобного.

— Она тебя позвонить просила, может, еще чего надо.

— Ага! Самолет надо. «Боинг».

Стас принялся разгружать джип, но этого бабка уже не вытерпела.

— Нет, ну вы гляньте, люди добрые! — зарычала она. — Только вкатился — и давай из машины таскать!

Ну-ка быстро руки мыть — и за стол! Ишь ты…

Стас повиновался, я поплелась за ним, по дороге громко приставая:

— Видимо, твоя тетушка, Стасик, задумала сделать здесь евроремонт. Провозишься все лето! Бедный, бедный Стасик!

Поскольку «Стасик» звучало более похоже на «ослик», изловчившись, двоюродный братик дал мне в сенях щелбан.

И вот теперь, приехав очередной раз навестить дочь, мама с удовлетворением рассматривала воплощение своих замыслов. Ловко орудуя кухонным ножом, она готовила очередной кулинарный шедевр, переговариваясь с жарящей картошку бабкой Степанидой.

Не чувствуя собирающихся над моей головушкой грозовых туч, я с радостной улыбкой влетела в горницу. Семейство встретило меня веселым: «О-о-о!»

Моя руки, разглядывая разлившийся синяк и припухшую кисть, я оглянулась на маму и вдруг заметила ее насупленные брови и потемневшие глаза. «0-го-го! — поняла я. — Сейчас кому-то придется туго». Где-то в глубине души я смутно подозревала, что это буду я, но надежда все же теплилась.

— Ну-ка за стол! — повысив голос, скомандовала бабка Степанида.

Мы дружно промаршировали за стол, распространявший волшебные запахи. За столом все весело болтали и смеялись, обмениваясь последними новостями. Незаметно косясь на маму, я поняла, что головомойка все же ждет меня. Поужинав, не успели мы встать из-за стола, как вдруг за окошком грохнуло так, что от неожиданности я пригнулась. Темнеющее небо разорвали ослепительные молнии, и на Горелки обрушился водопад.

— Ох ты! — запричитала бабка, сунувшись к окошку. — Откуда ж ты, хлебалка, взялся? Ох, положит же все!

Схватив непромокаемый плащ, бабка Степанида рванула прочь из горницы. Следом за ней вылетел Стас.

— Игорь! Они вдвоем не справятся! — воскликнула мама.

— И то! — отозвался, натягивая резиновые сапоги, отец.

Как только за ним закрылась дверь, мать развернулась ко мне и сурово спросила:

— Ну? И что здесь происходит?

Я опешила.

— А… Ужин, потом гроза…

— Не юродствуй! — строго оборвала она меня. — Не маленькая! Это что?

Не сводя с меня сердитых глаз, она, словно фокусник, извлекла откуда-то листок, развернула и сунула мне.

Впору было присесть и начать рвать на себе волосы. Как я могла? Хотя в той спешке, в которой мы летели с пляжа, можно было забыть обо всем. Весь ужас моего положения состоял в том, что мама слишком серьезно относится к подобным вещам и спорить с ней бесполезно.

— А это? — Она сурово указала на мою, ноющую руку, которую я поспешно спрятала за спину.

— Маму-уся! — тоскливо заныла я. — Это же просто шутка! Честное слово!

Без подготовки трудно было врать что-либо убедительное, но и останавливаться тоже было нельзя. Поэтому я на ходу сочиняла рассказ, что мы так веселимся с подружками, меняем почерки и для смеха пишем с ошибками.

— Ты хочешь, чтобы я сейчас надела сапоги, плащ и их навестила?

— Мама, мне не три года. — Я повысила голос, прекрасно понимая, что девчонки не ответят на вопрос одинаково. Ира тут же поделится своими мыслями об этом Володе, а Надька наплетет такого, что сам черт не разберется.

— Ты знаешь, кто это писал?

— Мам, ну это же ерунда! Прекрати, опять весь дом на уши поставишь! Ну что здесь особенного? Чего ты переживаешь-то?

— Малышик…

— Я не малышик!

— Стасенька, поверь мне. Такие «шутки» добром не кончаются. Сейчас лето, поедем в Москву! Ты уж сколько там не была! Все здесь торчишь! Неужели даже не соскучилась?

Видя, что мама немного сбавила обороты, я миролюбиво ответила:

— Никуда Москва от меня не денется. А здесь воздух, река, лес. Да и учебный план у меня. Экскурсии! Я не могу!

Прения продолжались. Мама находила все новые и новые причины, чтобы увезти меня с собой, я также старательно приводила доводы, почему должна остаться.

Возвращаться в раскаленную пыльную Москву совсем не хотелось. Наконец вернулись из огорода бабка Степанида с мужчинами. Мы объявили водяное перемирие, мама принялась хлопотать вокруг промокших насквозь сельскохозяйственных героев.

— Чайку сейчас — самое время! — пробасил Стас. — Захолодало…

— Да, — подхватила бабка. — И откуда такой аспид только взялся! Чуть успели! Одна бы я пропала!

Тут все расчувствовались и стали угощать друг друга чаем и конфетами. Выпив по чашечке (а перед этим — по рюмочке), расслабились, подобрели и начали рассуждать о русских обычаях и народной мудрости. Соглашались друг с другом во всем, даже если три минуты назад утверждали совсем обратное. Закончилось все пением русских народных песен, ведомых уверенным маминым сопрано.

Проснувшись утром, я сладко потянулась, но, вспомнив свою вечернюю промашку, нахмурилась. Хотя, судя по тому, что мама в данный момент не сидела на краешке моей кровати, можно было предположить, что буря миновала. Полежав еще минут пять и окончательно уверив себя в благополучном исходе, я замурлыкала песенку и поднялась. Почти сразу же дверь приоткрылась, и я увидела маму. Встретившись со мной взглядом, она заулыбалась:

— А я слышу — мой малышик поет!

Этого было вполне достаточно, чтобы испортить мне настроение, но далее последовала насторожившая меня фраза, поэтому обидеться я забыла:

— Вставай скорее! Мы все тебя ждем!

Куда это они меня ждут? Это зачем еще? Я все равно никуда не поеду! Просто бред какой-то! Увижу этого Вовика, башку сверну! Я торопливо оделась, причесалась, застелила кровать. Выглянув в горницу, увидела, что все уже сели за стол, на котором красовались оладушки, домашний творог, сметана, варенье и прочие вкусности, приберегаемые бабкой, по-моему, исключительно для мамы.

— Эй, эй! — заволновалась я. — Без меня не начинайте!

— Да, да! — тут же откликнулась мать. — Ждем!

Она подозрительно весело улыбалась. Переведя взгляд на Стаса, я увидела, что он с трудом удерживается от смеха, а в его глазах водят хоровод веселые чертенята. Один лишь папа сидел с более-менее приличным выражением лица. «Ох, не к добру это!» — решила я, направляясь чистить зубы.