Монстр из Арденнского леса - Ника Элаф

– Кажется, нам нужна вторая доска… – задумчиво сказала девчонка, разглядывая то, что получилось, и Матье уже хотел что-то ответить, но Марк предупреждающе поднял руку:

– Пока работаем с тем, что есть. Вопросы?

– Можно я потом вместо линий намотаю нитки? – спросил Матье. – Так будет нагляднее.

– Можно. Еще вопросы или предложения? Всем все понятно?

Все трое его подчиненных кивнули.

– Отлично. Тогда идем на обед.

* * *

Смотреть пресс-конференцию, анонсированную в новостях, Алис решительно отказалась и направилась к себе в подсобку, прихватив распечатку данных по номерам, на которые звонила Одри. Или с которых звонили ей. Строго говоря, этим должен был заниматься Себастьян (который тут же принялся увлеченно возиться с доской, как только инспектор ушел из кабинета), но нельзя же было просто сидеть без дела в ожидании, пока Деккер вернется. К тому же Алис участвовала в расследовании не только как криминалист.

Вздохнув, она посмотрела на список ничего не говорящих имен. Знакомым оказалось только имя Анжелики. Какие-то женщины, мужчины… Мужчин больше.

«Видимо, знакомые Одри. Так, а это что? Незарегистрированный номер? Очень интересно».

Хотелось скорее что-то с этим сделать, потому что анонимный номер однозначно выглядел хорошей зацепкой, но тут точно стоило дождаться Деккера, который как раз поехал поговорить с Мелати.

Алис отложила распечатку. Не хватало еще как-то напортачить. Ладно, имена можно и погуглить. Или поискать в соцсетях.

Она снова вздохнула. Дело было не только в расследовании. А в том, что вся эта история с Одри неприятно царапала, и хотелось быстрее в ней разобраться. Хотелось отвлечься от мыслей о блэкаутах Деккера. И о том, что с ним происходило до них. Хотелось не думать о женщинах, которые ему нравились, не думать о том, как они себя с ним вели и как он вел себя с ними.

Алис вдруг с удивлением и досадой осознала, что горькой ревности и странной обиды в ней сейчас больше, чем такого естественного в подобной ситуации страха. Она ведь действительно испугалась тогда, на почте. Но не того, чего следовало бы бояться, о чем она и так знала: его блэкаутов, его ненормальности. Ее больше напугало, что Деккер в принципе мог вести себя с какой-то женщиной как мудак. И сейчас Алис с ужасом понимала, что мысль об убийстве в состоянии блэкаута кажется ей более приемлемой, чем абьюзивные отношения. Черт! И ведь поверила она все же Деккеру, а не Анжелике. Почему? Потому что… потому что он был искренним. Потому что у него так странно дрогнул голос, когда он спросил, верит ли она ему. Потому что он так смотрел ей в глаза. Потому что он был тут изгоем, в этом городке, в этом болоте, как он его назвал. Еще одно доказательство, что он был ненормальным, не как все. Таким же, как она сама. И это цепляло ее так сильно, что она готова была ему простить… что?

Все это могло быть притворством, умелой игрой? Пониманием, на какие кнопки нажимать? Или нет?

Его слово против слова Анжелики. Эта переписка… Алис пыталась анализировать отстраненно, но ничего не получалось. Как он это сказал. Как это прозвучало.

Одри как женщина никогда меня особенно не привлекала.

Ведь ее пьяные сообщения могли быть продиктованы обидой. Невзаимностью. Одри никак не находила сил соскочить с этой иглы: брать деньги у мужчины, который ей нравился, но которому не нравилась она. Чувствовать себя жалкой и отверженной и все равно возвращаться к нему снова и снова, унижаться и просить.

Алис со стыдом поняла, что готова признать эту версию наиболее убедительной, просто потому что так ей больше нравилось. Ей нравилось думать, что именно поэтому обиженная и разгневанная Одри называла Деккера скотиной. Что виноват был не он, не он делал что-то неподобающее, а сама Одри… Черт!

«Что, так просто отключишь все здравое и рациональное, за что всегда держалась? Не попытаешься честно разобраться?»

Невозможно, невыносимо было постоянно бегать по кругу – от уверенности, что Деккер ничего Одри не сделал, до подозрений, что что-то тут все же… произошло. От желания идти с ним до конца в роли беспристрастного свидетеля, как Алис практически пообещала ему тогда во время разговора в лесу, до желания просто закрыть глаза, прижаться к нему и забыть обо всем. Просто жить моментом. Этими прикосновениями, от которых так сладко кружилась голова. Чувствовать снова и снова, как внутри все расцветает от воспоминаний о том, что было в красной комнате. О том, какой она там себя ощущала рядом с ним. Его горячая ладонь у нее на животе. Его шепот на ухо. Вам достаточно просто позвать. Тот почти поцелуй, на который Алис неожиданно для себя решилась на пороге гостиницы. Едва ощутимое прикосновение к его щеке еще вчера казалось ей чем-то невозможно запретным, а теперь… ей хотелось большего. Она весь вечер думала об этом и наслаждалась предвкушением – что будет дальше? Как далеко она может зайти? И когда, в какой момент кончится выдержка у инспектора, и он… что?

В этом было какое-то темное, запретное и острое удовольствие – испытывать его, действовать самой, видя, как он ради нее сдерживает собственные желания. И Алис удивлялась, что ее не пугает ни эта игра с огнем, ни сам горящий в Деккере огонь. Как будто она забыла, что может обжечься. Напротив, это только больше ее распаляло и заводило, заставляло вспыхивать ответным огнем, не менее мощным. И сейчас ревность к его прошлому, к женщинам, которые у него когда-то были, толкала ее вперед еще сильнее. Показать ему, что она может, что она не хуже, что она…

Умница, Янссенс.

Рациональная часть твердила, что это глупо и стыдно, что надо остановиться и подумать, остыть, не пытаться играть во взрослые игры, в которых ничего не смыслишь. Но Алис не хотелось думать, ей хотелось только чувствовать. Хотелось упиваться ощущениями и верить, что только с ней он такой – прирученный, пусть и огромный и опасный зверь. А если однажды выдержка ему изменит…

Внизу живота предательски сладко дрогнуло, и она невольно свела бедра, даже не от мыслей, а от едва возникших смутных ощущений, которые тут же выплеснуло воображение. Красное и черное. Жар, огонь и глубина. Никакого контроля. Просто позволить себе. Позволить ему…

Раздался стук в дверь, и Алис вздрогнула, вдруг осознав, что уже битый час таращится на распечатку, которую снова зачем-то