Четвертая подсказка - Кацухиро Го

будет странным, если выяснится, что я жил вместе с ними, что сами эти люди были преступной группой, что они с энтузиазмом работали над созданием бомб, вкладывали свой интеллект в составление планов и что один из них был редким по своему таланту гипнотизером.

– Согласен. Я тоже так думаю. Лидером группы являлся кто-то из этих троих, а ты был у них просто рядовым солдатом.

Судзуки слегка прищурился. Изменение в облике было незначительным, но чувствовалось, что он испытывает неподдельное раздражение. В этом раздражении был проблеск гордости, на мгновение проявившейся в постоянно принижающем себя человеке.

С другой стороны, Киёмия не мог понять, были ли слова Руйкэ провокацией, проведенной для того, чтобы добиться этой реакции. Если эти люди были сообщниками, тогда вполне могло быть, что кто-то один из них был лидером, а другие – исполнителями. Вполне могло быть и так, что Судзуки действовал по чьей-то указке.

В груди Киёмии возникло сильное чувство дискомфорта. Он допускал, что, возможно, переоценивает Судзуки. И все же смириться с мыслью, что тот не был центральной фигурой преступного плана, ему было нелегко.

– Лидером был Тацума, – без колебаний произнес Руйкэ. – Я голосую за этот вариант. Он знал, как изготавливать бомбы. Примечательно и то, что он – единственный из всех, кто сам оказался взорван.

– Хорошо ли это? Правильно ли делать выводы на таких зыбких основаниях? Если сделать из него главного преступника, у его семьи могут быть неприятности.

– Не думал я, что тебя могут волновать такие вещи…

Наполовину открытый рот Судзуки скривился, и он неприязненно фыркнул.

Ощущение дискомфорта сменилось у Киёмии подозрением. Можно ли полагаться на эту дедукцию Руйкэ? В правильном ли направлении он идет?

Руйкэ положил планшет на металлический стол. Расставив кулаки на ширину плеч, он смотрел в лицо Судзуки. В его лице были заметны признаки эмоций. То же самое чувствовалось и в облике Судзуки. Это был не страх, не гнев и не раздражение. Это было непонятного свойства возбуждение, заполнявшее маленькую комнату и делавшее воздух в ней более влажным.

– Ну что, может, уже начнем «Девять хвостов»?

– С вами, господин сыщик, я играть не буду. Если человек – лжец, играть с ним в эту игру бессмысленно.

– Это я-то лжец?! Не ожидал такого… Мне казалось, что я всегда и во всем честен.

– Не сомневаюсь, что вам самому именно так и кажется. Поэтому вы, господин сыщик, и лжете. Чем честнее человек с самим собой, тем легче он обманывает других.

– Чрезвычайно глубокомысленное высказывание.

– Вам, наверное, люди вокруг вас с давних пор кажутся дураками, – внезапно огрызнулся Судзуки. – Приятели, родители, школьные учителя… У вас братья или сестры есть? Если есть, то на них вы наверняка смотрели свысока. А девушка у вас есть? Можете ли вы искренне наслаждаться приторными свиданиями? Глупыми подарками, страстным любовным шепотом? Не чувствуете ли вы себя дураком каждый раз, когда участвуете в такого рода прелюдиях? Или же вы рационально принимаете это как процедуру, необходимую для удовлетворения своего сексуального желания? А что насчет брака? Должно быть, осознаёте бесплодность этого социального института. Зачем двум людям доказывать обществу, что они состоят в отношениях? Им что, необходимо его признание? Или есть какой-то изначальный смысл в договоре, взаимно связывающем людей? А дети? Вы, наверное, рассуждаете следующим образом: «Я не могу с уверенностью сказать, буду ли рад появлению ребенка, но, с другой стороны, физические затраты на рождение ребенка неизбежны. Потребуются деньги, время и силы на его воспитание, надо будет беспокоиться по поводу его болезней. Ребенок, возможно, отобьется от рук. Будет и страх того, что ребенок может стать жертвой преступления, или, наоборот, сам будет причастен к преступлениям. До тех пор, пока нет гарантии, что все эти риски будут уравновешены удовольствием, рождение детей вряд ли можно назвать прагматичным выбором». Что скажете? Не смотрели ли вы на вещи таким образом?

Руйкэ молча слушал.

– Предположим, например, что перед вами лежит кнопка. Предположим, что, если вы ее нажмете, на какой-то город в какой-то стране упадет бомба. Предположим, что погибнет много людей. Предположим, за это вы получите много денег. Предположим также, что бомба упадет обязательно – даже если вы не будете нажимать кнопку. Вы вовсе не хотите без разбору убивать людей. Но вы подумаете так: раз бомба упадет независимо от того, нажмете вы кнопку или нет, то, может быть, разумнее будет получить большие деньги? Решив, что лучше будет потратить какую-то часть этих денег на помощь пострадавшему району, вы, не колеблясь, нажмете кнопку. Вы не будете теряться в сомнениях. Потому что этот выбор будет представляться вам самым рациональным. Может быть, кто-то станет осуждать вас, будет говорить, что нажимать эту кнопку нормальный человек не может. Но вам до них не будет никакого дела. Наоборот, вы наверняка изумитесь: «Вы что, полные дураки?» Вы подумаете, что люди, нажимающие кнопку из простого стремления обогатиться, лучше тех, кто бессмысленно разглагольствует о морали. И даже если вы забудете о своем первоначальном устремлении и поскупитесь жертвовать деньги для помощи пострадавшим, если решите – «это пустая трата денег», правильность вашего выбора от этого ничуть не пошатнется. Потому что к вам самому это не имеет никакого отношения. Вы в лицо не знаете тех людей, на которых упадет бомба. Вы не увидите искаженных от страданий и боли их лиц, не увидите луж крови, не услышите криков, не будете нюхать запах. Вы будете сидеть в кондиционируемом помещении, за комфортным и аккуратно убранным столом и, попивая «Эрл Грей», будете смотреть на экран компьютера. Вы немного посокрушаетесь по поводу ужасов, произошедших где-то далеко, там, где упала бомба, пробормочете: «Ничего тут не поделаешь», – и пойдете принимать душ. Сегодня, завтра, послезавтра вы будете жить так же, как живете обычно. У вас не будет ни одной причины испытывать стыд. Это нормальное поведение совершенно нормального человека… Я ведь искренне так думаю. Я действительно не сомневаюсь, что это нормально. Я не язвлю или что-то в этом роде; я просто говорю, что эгоистическое поведение и есть сущность человека. Тогда почему ее надо скрывать? Представьте, что увидели красивую женщину. Разве вы не захотите завалить ее? Разве вашу голову хотя бы на секунду не посетит мысль: «Хотел бы я насильно трахнуть ее»? Кому-то, кто выводит вас из себя, хочется дать по морде. А над слабыми приятно издеваться. Хочется заставить раскаиваться всех, кто не восхищается вами. При виде успешных и высокомерных людей возникает желание сделать им больно и посмеяться над ними. Вы