Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 2 - Татьяна Юрьевна Степанова

С некоторых пор Сусанну мало что трогало. Сердце ее не ожесточилось, нет, но она словно распалась на отдельные части. Она в последнее время постоянно притворялась. Притворялась, что может саркастически шутить, вольнодумствовать, судить и рядить о происходящем вокруг. Притворялась, что ей интересно знать подробности. Притворялась, что ее житье-бытье вроде бы по-прежнему прекрасно.

Она притворялась, и ложь стала как бы частью ее натуры.

А если говорить правду, настоящую правду, то…

Порой по утрам ей не хотелось просыпаться. Ей не хотелось ничего. По утрам она лежала, глядя в высокий потолок дома-«cтраха», и пустота окружала ее, пустота, сочившаяся из всех пор.

Сусанна вот уже три года не включала телевизор, чтобы только не видеть всех этих телевизионных морд. Почти не заглядывала в Интернет, чтобы поток злобы, выпиравшей из всех комментариев, — не суть важно, о чем: о новостях, о политике, о новых фильмах, книгах — нескончаемый поток злобы, источавшийся как гной по любому поводу, не касался, не пачкал ее душу.

Порой она слушала окружающих, и уши ее вяли. И она чувствовала себя как отшельник в пустыне — в любом месте, от светской тусовки до фешенебельного торгового центра, в которых так любила бывать прежде.

О да, бывать, порхать, покупать… Регина и Пелопея во времена оны тоже составляли ей компанию, но сейчас обеим было не до шопинга. А Сусанна с печалью созерцала изменения, коснувшиеся и этих щедрых райских мест. Пустые пространства ЦУМа, где хоть какая-то активность еще теплилась лишь на первом этаже, в отделе парфюма. И леденящее кровь безлюдье супердорогих «Времен года» на Кутузовском.

«Времена года» — мекка Рублевки, ставшая этакой платиновой глухоманью, где облаченные в форму с галунами швейцары с потерянным видом распахивали перед вами хрустальные двери в абсолютно пустой — даже в предпраздничный новогодний период — храм богатства. Где в аквариумах бесчисленных бутиков знаменитых мировых брендов, словно карпы подо льдом, задыхались от отчаяния ввиду полного отсутствия покупателей вышколенные продавцы. Где в бутике «Оскар де ла Рента» буквально за полы ловили единичных зевак, чтобы только зашли. Где в бутике «Шанель» с грустью качали головой и размышляли, куда катится эта бедная страна — неужто, не дай бог, в новый совок?

Где все еще кичились брендами, но не могли их продать, где словно само время застыло, как студень, и давило вам на нервы своей полной безысходностью.

Потому что… и Сусанна — человек неглупый, отлично это понимала, — потому что если уж очень богатые перестают приезжать туда, где они так любили бывать и покупать то, что могли себе позволить, но уже не могут, если даже очень богатые прошмыгивают мимо, мимо всех этих сияющих витрин бутиков с одеждой, вечерними нарядами, мехами, едут на эскалаторе на верхний этаж и гнездятся, словно встрепанные галки, в итальянском ресторанчике с весьма демократичным меню и потрясающим видом на парк, то что уж говорить о…

О не очень богатых. Об обитателях Патриарших-Патриков, наколотивших себе весьма среднее по мировым меркам количество бабок? О знакомых и приятелях с Малой Бронной, Ермолаевского, Спиридоньевского, Большого Патриаршего? О таких, как она, Сусанна Папинака, Регина, ее дети?

А что тогда говорить о простецах? Обо всех остальных? О прочих нищебродах? О тех, кто вообще имел несчастье родиться не в сытой Москве, а там, там — на бескрайних просторах, на пашнях, на пажитях, на берегах могучего Тобола, воспетого в новоиспеченном романе? В дебрях Сибири? В копоти Челябы? В вечной мерзлоте?

Ну, положим, тем, кто и так ничего не имел и жил от зарплаты до зарплаты и не завел счета в банке, и сожалеть вроде как не о чем. И терять нечего, кроме как своих цепей, да?

Но все же и они как-то жили — так думала Сусанна, вздыхая. И они имели мечты — построить на участке баньку, сделать ремонт в хрущобе, купить в кредит новый холодильник, взять опять же в кредит в банке пять тысяч рублей и купить билет на Стаса Михайлова, на народный корпоратив.

И когда даже эти нехитрые радости словно ножницами отрезало, то… То все смешалось, все пошло пузырями, словно в гниющем болоте. И эти пузыри лопались с невероятным треском в соцсетях, порождая скандалы и склоки, от которых уже не было сил.

Сил не было — правда. В этом Сусанна Папинака не лукавила, в одном этом. Смотреть на все это. Как гаснут яркие взоры тех, кто когда-то строил великие бизнес-планы, стараясь облапошить как можно больше доверчивых лохов. Кто грезил о стартапах и своем маленьком бизнесе. Кто ездил «байером» за рубеж и закупался новинками и стебными дизайнерскими шмотками, на которые устанавливал тройную цену в бутиках на Никитском бульваре.

Какие стартапы, когда все дерзкие начинания в последние годы сводятся к открытию котла с вьетнамским супом Фо на рынке — этакого огромного котла на десять ведер, в котором плавают, варятся говяжьи мослы без мяса, и за этим бурым бульоном с лапшой на рынке, гордо именуемым «фудкором», стоит длинная очередь с глиняными мисками, состоящая из менеджеров средней руки из окрестных офисов? И этот мосластый вьетнамский суп Фо — наследие вьетнамской войны семидесятых, когда не было ни мяса, ни вообще никакой жратвы, только кости, кости, кости, — столичная тусовка находит вкусным, и о нем даже пишут в Интернете статьи кулинарные критики. Это после «Варваров»-то знаменитых, это после кулинарных изысков Анатолия Комма, Новикова, о которых так любила посудачить и сходить попробовать в ресторан сытая, закормленная до ушей Москва!

И если все это даже не кризис, а «новая экономическая реальность», как бубнят по телевизору, то к чему еще следует привыкать? Так думала Сусанна Папинака, не желавшая больше просыпаться по утрам.

Когда из всех щелей как тараканы повылезли разные толкователи-пропагандисты-политологи, шипящие: «Кому не нравятся наши ценности, то вот чемодан, самолет, поезд и…»

И что?

А если не уедут?

Сусанне всегда в такие моменты вспоминался ее прадед Ефим Папинака — жертва шайки гипнотизеров на Патриарших, прототип персонажей романа Булгакова. Он, оказавшийся в поезде в состоянии кататонической каталепсии, вызванной гипнозом или каталептической кататонии… как правильно? Напрасно он из нее вышел, бедолага! Не вышел бы, остался бы под гипнозом, миновал бы его расстрел тридцать седьмого.

Ну, положим, прадеду Фиме некуда было податься тогда, ни в какое зарубежье. А сейчас многие знакомцы Сусанны, да и просто незнакомцы, втихую сваливали. Пройдите