Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 - Роберт Уилсон

Он обмочился, и комбинезон прилип к ляжкам. Хорошо было бы его снять и чем-нибудь вытереться. Хорошо бы принять душ, переодеться и лечь спать, где-нибудь, лишь бы не в багажнике машины на ходу. Если бы ему предложили загадывать желания, то именно с этого края он бы сейчас и приступил: оказаться на свободе и в безопасности, а о чистых штанах можно будет позаботиться как-нибудь на досуге.

Внутренний комик молчал. Есть вещи, о которых не шутят. На еженедельных собраниях студенческого кружка сатириков данный постулат регулярно подвергался самому бесцеремонному попранию. Любого, кто его озвучивал, немедленно объявляли фашистом. Свобода слова была превыше любых представлений о вкусе и приличиях. Хасан Ахмед разделял эту позицию. Ну а как же еще? Когда он наконец выйдет на сцену, к микрофону, для него не будет никаких табу. Дерзко и жестко. Никаких запретных тем. В этом заключается негласный уговор между комиком и его аудиторией: выкладывать все как есть, всего себя — навыворот. Вот только Хасан, увидев отрезанную голову на кухонном столе, немедленно понял, что делать это предметом шутки нельзя ни при каких обстоятельствах. А если даже и можно, то сам он такого уже не сделает, ведь это неопровержимо доказывает, что его похитители действительно способны отрезать человеку голову.

Тряска и болтанка продолжались. Хомутик на запястьях не перетирался. Хасану не посчастливится вырваться на свободу, а придется лежать и мучиться до тех пор, пока машина не окажется в месте прибытия. И тогда Хасан тоже окажется в месте своего прибытия. И это его последняя поездка.

И даже если бы он смог. Даже если бы он смог придумать самую лучшую шутку на свете. Даже если бы он смог придумать самую лучшую шутку на свете о том, как человеку рубят голову, Хасан такой шутки никогда не придумает, потому что Хасану не суждено больше придумывать шутки. Если честно, он не так уж и много их придумал. А если быть предельно и беспощадно откровенным, если говорить начистоту, как следует по негласному уговору между комиком и его аудиторией, то приходилось признать и следующее: смешить он не особо умел. Да, он умел рассказывать анекдоты. Умел импровизировать. Умел распустить шутовской клубок и протянуть комедийную пряжу от одного заезженного ориентира к другому: старые бабки в магазинах, подростковые чатики и смурные рожи в общественном транспорте. Но все это он делал лишь в уме. Он ни разу в жизни не вывернул себя наизнанку публично. А теперь и не вывернет. Это так и останется одним из пунктов в списке того, что Хасан планировал сделать после своего двадцатилетия; и этому списку теперь не суждено ни разрастись, ни сократиться, потому что Хасану никогда уже не стукнет двадцать.

Потому что теперь они его ни за что не отпустят. То есть не отпустят живым. «Мы отрежем тебе голову и выложим это в интернет. Тварь черножопая».

Машину швыряло и бросало из стороны в сторону. Хасан хотел ужаться и стать совсем маленьким. В мыслях он давно уже спасся семьюдесятью разными способами, но телом оставался в багажнике.

* * *

Бытует расхожее мнение, что угонщик в процессе угона испытывает прилив адреналина, но это, видимо, справедливо лишь для тех угонщиков, кто не прошел сквозь стрельбу, кровь и отрезанные головы непосредственно перед хищением транспортного средства. Означенным транспортным средством был убитый «остин», припаркованный в переулочке, и Риверу еще подумалось, что когда владелец обнаружит пропажу, то, скорее всего, вздохнет с облегчением. Запасного комплекта ключей не нашлось ни в бардачке, ни за зеркалом заднего вида, зато в бардачке обнаружился мобильник — серый увесистый кирпичик, дальний предок телефона Ривера. На то, чтобы закоротить двигатель, ушло минут семь, что, наверное, на шесть минут и пятьдесят секунд хуже профессионального рекорда. Ривер отправился обратно тем же маршрутом, перебрался через реку в районе Блэкфрайерс, после чего попытался позвонить в больницу с найденного телефона, но тот работал по предоплате, а на счету у владельца было пусто.

Тут у него и случился прилив адреналина, пускай и незваный. Наверное, полегчало бы, вышвырни он мобильник за окно, однако Ривер пошел иным путем и отчаянно выругался. Сквернословие помогало. Оно помогало не думать о том, что Сид могла умереть; а еще оно помогало избавиться от стоящей перед глазами картинки: человеческая голова на кухонном столе, грубо отделенная от тела бывшего хозяина.

Но почему же лицо показалось ему знакомым?

Думать об этом не хотелось, но он знал, что надо… Ответ на данный вопрос хранился где-то в подсознании, а значит, его можно было отыскать. Ривер перестал ругаться. Вспомнил, что на задании, и, затормозив у перекрестка, огляделся по сторонам, пытаясь сориентироваться. Он находился на Коммершэл-роуд; надо было доехать до Тауэр-Хамлетс и забрать Кей Уайт. Его обогнула машина сзади, ее водитель выразил свое мнение серией резких гудков. Ривер снова выругался. Порой хорошо иметь видимого врага.

Потому что враги невидимые уже порядком поднадоели, с тоской подумал он.

Отогнав мысли об отрезанных головах, Ривер тронул машину с места. Парой минут позже он нашел нужный ему поворот с главной дороги: слева появилась кирпичная трехэтажка, стилистическое родство оконных рам и водоотводов которой выдавало принадлежность здания жилтовариществу. Ярдах в двадцати дальше, перегородив проезжую часть точно напротив входной двери, которая запросто могла быть входной дверью Кей Уайт, стояла та самая машина, что обсигналила Ривера несколькими минутами раньше: движок работал, фары горели. За рулем вырисовывался широкоплечий силуэт. Подав назад, Ривер припарковался у тротуара и разомкнул провода зажигания. Вышел из машины и, не оборачиваясь, двинулся в обратном направлении, к главной дороге. Свернул за угол, припал на одно колено и осторожно выглянул, как раз в тот момент, когда Кей Уайт вывели из дому и посадили в поджидающий автомобиль.

Вывели ее не силой, без наручников. Сопровождающий придерживал ее под локоть, и со стороны — если не знать, что происходит, — все выглядело так, будто ей учтиво помогают. Сопровождающий усадил Кей на заднее сиденье, обошел машину и сел рядом. Машина отъехала. Шансы хоть как-то помешать происходящему сравнялись у Ривера с нулем еще до того, как он прибыл на место, да и как именно он мог бы этому помешать, представлялось довольно смутно. Его последнее вмешательство закончилось тем, что Сид распласталась на тротуаре.

Машина доехала до дальнего конца