Ярмарка коррупции - Дэвид Лисс

Догмилл плюнул этому человеку в лицо. Речь шла не о каком-то символическом плевке, а о массивном клейком сгустке слюны. Тот приземлился с почти комическим шлепком. Мужчина утерся рукавом камзола, его лицо приобрело цвет сливы, но он ничего не сказал.

Мисс Догмилл стояла прямо, скрестив руки на груди.

– Прекрати плеваться на своих друзей, как мальчишка-школьник, и извинись перед мистером Эвансом, – сказала она строго. – Может быть, он простит тебе эту вспышку гнева.

Я посмотрел на мистера Догмилла и лучезарно ему улыбнулся. Естественно, чтобы поддразнить его. Я знал, что у него связаны руки. Любой мужественный человек вызвал бы меня на дуэль, но он не мог позволить себе ничего компрометирующего до окончания выборов.

Догмилл был похож на кота, загнанного в угол истекающей слюной гончей. Он перебирал в уме возможные варианты. Он пытался найти выход из затруднительного положения, но ничего не приходило на ум.

– Убирайтесь. Сочтемся, когда окончатся выборы.

Я снова улыбнулся.

– Нужно быть негодяем, чтобы не принять великодушно предложенные извинения, – сказал я, обращаясь к присутствующим, – поэтому я принимаю слова мистера Догмилла в духе доброй воли, которую они выражают. А теперь, джентльмены, не могли бы вы оставить нас с мисс Догмилл наедине.

Ее одну насмешила моя острота. На лицах друзей Догмилла отразился ужас, а мускулы мистера Догмилла напряглись до такой степени, что он мог свалиться на пол в припадке.

– Или, – предложил я, – может быть, мне лучше прийти в другой раз, поскольку час уже довольно поздний.

Я поклонился даме и выразил надежду, что скоро вновь увижу ее. После этого я направился к выходу, и мужчины расступились передо мной.

Мне пришлось совершать путь от гостиной до дверей одному, и по пути я встретил симпатичную служанку с удивительно зелеными глазами.

– Ты – Молли? – спросил я.

Она молча кивнула.

Я положил ей в ладонь пару шиллингов.

– Получишь еще столько же в следующий раз, если не скажешь мистеру Догмиллу о моем визите.

Я вышел на улицу, но свободного экипажа нигде не было видно. Я вряд ли мог ожидать, что Догмилл предложит послать своего слугу на поиски экипажа, но тем не менее решил вернуться и обратиться с такой просьбой. Когда я повернулся, то увидел Догмилла, который последовал за мной на улицу.

– Не думайте, что я трус, – сказал он. – Я бы сразился с вами на любых условиях, чтобы дать вам возможность защитить то, что вы опрометчиво называете честью, но не могу себе позволить ничего, что плохо отразилось бы на мистере Херткоме, с которым я столь тесно связан. Когда выборы окончатся, я вас вызову. Тем временем советую вам держаться подальше от моей сестры.

– А если я не последую совету, что вы сделаете? Снова предложите сразиться на дуэли через шесть недель? – Мне доставляло невероятное удовольствие злить его.

Он подошел ближе с намерением испугать меня своими размерами.

– Вы испытываете меня, сударь? Я не могу себе позволить публичную дуэль, но ничто не помешает мне дать вам пинка в зад прямо здесь.

– Мне нравится ваша сестра, сэр, и я буду с ней встречаться до тех пор, пока она этого хочет. Я не намерен слушать ваши возражения и не намерен выносить вашу грубость.

Вероятно, я перегнул палку, ибо в следующий миг лежал на земле в грязи и смотрел на Догмилла, который улыбался, видя мое унизительное положение. Боль в скуле и медный вкус крови во рту говорили о том, куда пришелся удар. Я провел языком по зубам, чтобы проверить, нет ли выбитых.

По крайней мере, в этом мне повезло, так как все были на месте. Меня в большей степени удивила скорость, с которой был нанесен удар, чем его сила. Я знал, что Догмилл необычайно силен, и меня удивило, что он не стал бить изо всех сил. Когда я выступал на ринге, мне не раз приходилось получать подобные удары. Я знал, что человек, способный нанести такой молниеносный удар – я даже не успел заметить его приближение, – мог ударить гораздо сильнее. Он играл со мной.

Или, возможно, не хотел убивать, так как это было рискованно. Он думал, что я богатый купец, а убийство такого человека не могло сойти ему с рук столь же легко, как убийство бродяги или бедняка.

Именно физическая сила Догмилла представляла для меня самую большую трудность. Если бы он не был столь силен, если бы я мог запросто его одолеть, мне не составило бы труда повернуться и уйти, отказавшись от поединка. Я бы сказал себе, что это правильное решение, и больше бы об этом не думал. Но принять такое решение было труднее, зная, что он мог, скорее всего, меня победить. Поэтому больше всего я жаждал нанести ответный удар, поступить как подобает мужественному человеку. Я знал, что буду ненавидеть себя за трусость. Что буду лежать в постели без сна и думать, как я должен был, или мог бы, или хотел бы ответить на его вызов. Но я не мог этого сделать. Я убеждал себя, что не могу этого сделать. Я не мог позволить раскрыться перед Догмиллом.

Я сел и молча смотрел на него какое-то время.

– Вы перешли границу, – сказал я наконец, с трудом выговаривая слова из-за одеревеневшей челюсти.

– Можете ответить тем же, если желаете, – ответил он.

Я выругался про себя. Он знал, что мне не справиться с таким, как он.

– Мое время придет, – сказал я, пытаясь потопить стыд в мыслях о мести.

– Ваше время пришло и ушло, – сказал он.

Он повернулся ко мне спиной и вошел в дом.