Когда никто не видел - Хизер Гуденкауф

Глупо было являться сюда, думает Томас. Джордин это ничем не поможет, а Лэндри только еще больше озлобит. Он бесцельно кружит по городу, чтобы сердце успокоилось, и вдруг понимает, что оказался рядом с железнодорожной станцией. Ну вот, а там-то ему что делать? Что он рассчитывает найти?

Наплевав на опасения, Томас подъезжает к заброшенному вокзалу, окна и двери которого наглухо заколочены, и ставит грузовик фарами на выезд, чтобы при необходимости быстро уехать. Открывает дверцу машины и окунается в прохладный утренний воздух, свойственный только апрелю: еще покусывающий холодком и бодрящий, но с обещанием теплых деньков впереди. Вокруг вокзала валяются куски раскрошившегося и вздыбившегося бетона, разруха слегка смягчена зарослями сорняков, которые долгие годы неукротимо пробивались сквозь осыпающиеся плиты.

Нет ни желтой ленты вокруг места преступления, ни полиции, ни зевак или прессы с их омерзительным любопытством. Только он. Томас осторожно выходит из грузовика, прекрасно понимая, что любой неосторожный шаг может закончиться сломанной лодыжкой или еще чем похуже. Вроде бы сзади слышится шорох гравия, и он оглядывается посмотреть, не идет ли еще кто, но вокруг пусто. Вот же дурень старый, говорит он себе, совсем свихнулся.

Он не был здесь много лет. С тех пор, как еще ребенком они с родителями садились на станции в поезд, чтобы через всю страну ехать в Пенсильванию в гости к родственникам. Вскоре после этого вокзал закрыли, а пути стали использовать исключительно для грузовых перевозок. Долгие годы ходили разговоры о том, что здание переоборудуют то ли в ресторан, то ли в музей, то ли еще во что, но все осталось по-прежнему. Жители Питча по какой-то неведомой причине склонны протестовать против любого прогресса еще до того, как он даже наметится.

Шеи касается холодный ветерок, слышится лязг металла о металл, Томас оборачивается и видит красные глаза опоссума, неуклюже ковыляющего по путям. Он смотрит на часы. Минут через двадцать должен пройти еще один товарняк. Четыре раза в день отсюда по городу разносится паровозный свисток, больше похожий на одинокий вопль в тумане, который сообщает добрым обитателям Питча, что по городу проезжают товарные вагоны и контейнеры, заполненные этанолом, удобрениями, зерном, камнем, песком или гравием.

Томас осматривает депо, брошенные товарные вагоны, акры колышущейся травы и рельсы, тянущиеся на тысячи миль во все стороны. Он устало осознает тщетность подобного «поиска сокровищ». Как человек семидесяти лет со слабым зрением, хлипкими суставами и ненадежным сердцем найдет что-нибудь полезное для расследования?

Но раз уж он здесь, осмотреться не помешает. Он вздыхает и, держась за грузовик, пробирается через разбитый бетон на ровную площадку. На бетонных блоках ржавым рядом выстроились три брошенных товарных вагона, и Томас узнает один из них, с эмблемой железнодорожной компании «Су лайн». Именно на его фоне три девчонки красовались, делая фото, на котором Джордин держит нож. Значит, внучка все же заходила на вокзал, думает Томас, хоть и была довольно далеко от того места на путях, где, как сообщали, произошло нападение.

Томас медленно продвигается вперед, не сводя глаз с земли. Попадаются монеты, банки из-под газировки, вон мелькнула сережка, но ничего интересного.

Томас подходит к рельсам и натыкается на большое рыжее пятно, растекшееся по гравию. Кровь, думает он. Должно быть, то самое место. Он представляет себе крохотулю Кору Лэндри, как она съеживается и, закрыв голову руками и пытается увернуться от ножа.

Желудок угрожающе бурчит, к горлу поднимается ком.

Нет. Джордин никак не могла этого сделать. Ни за что. Томасу виден кусочек поля, где в одном месте высокая трава притоптана. Там пробежали девочки или сам злодей? Скрытое за тысячами тонких стеблей идеальное укрытие в темноте, чтобы шпионить за тремя глупыми девчонками. За двумя, поправляется Томас. Джордин сказала, что здесь ее не было.

А ведь тут едва не погиб ребенок, вдруг окончательно, до самого донышка души осознает Томас – пожалуй, впервые с тех пор, как все началось. И теперь, рыская по этому печальному месту, он чувствует себя грязным, словно был соучастником мерзкого преступления.

Впрочем, так и есть, коль хорошенько подумать. Ранец Джордин с одеждой и обувью спрятал в дымоходе? Спрятал. А если, пытаясь защитить внучку, он только ухудшил ситуацию? Выставил девочку виноватой? Нужно вернуться домой, вытащить ранец и отнести в полицию. Там проведут необходимые тесты, изучат содержимое и докажут невиновность Джордин. Да, пора; надо все сделать правильно.

Солнце только начинает всходить, и утренняя роса еще цепляется за озимую пшеницу. Томас лезет в карман за ключами и вместе с ними выгребает несколько купюр. Деньги падают на землю, их уносит резким порывом ветра. Томас идет за ними в высокую траву и наклоняется, чтобы ухватить банкноту, застрявшую среди стеблей.

Его внимание привлекает металлический блеск, он раздвигает траву и обнаруживает маленькую книжечку с серебряным тиснением на обложке: «Дневник». Томас берет блокнот в руки, он влажный на ощупь и заляпан грязью.

Томас пролистывает страницы, исписанные явно девчачьим почерком, но солнце еще толком не взошло, света мало, ничего толком не разобрать. Томас извлекает из кармана телефон и освещает страницу экраном. Читает торопливо, словно боясь, как бы слова не растворились в скудном свете. Перед ним разворачивается история, от которой ему становится физически плохо. Его словно искупали в дерьме.

Вдалеке раздается свисток: очередной товарняк сообщает о своем прибытии на перекресток к западу от города, где семафоры опускают длинные крылья, останавливая движение на добрых десять минут. Томас, решив покончить со всей этой неразберихой, засовывает дневник в карман пальто, поворачивается и утыкается в чью-то фигуру. Первая мысль: Джим Лэндри, жаждущий свести счеты, добрался и сюда. И уж конечно, Томасу не справиться с разгневанным отцом, который моложе на тридцать лет, гораздо сильнее и затаил обиду.

Но вместо этого он оказывается лицом к лицу с Джоном Довером. Учитель.

– Какого черта вы здесь забыли? – рявкает Томас. За резким тоном прячется испуганный стук сердца.

– Я мог бы спросить вас о том же, – парирует Довер, натянув капюшон пуховика на голову и засунув руки в карманы, чтобы защититься от холода. – Видел вас около моего дома. – Далекий поезд вновь издает хриплый, зовущий клич. – Как вы там оказались?

– Случайно. Катался по городу и решил немного размяться, – говорит Томас и делает несколько шагов вправо, с чувством неловкости обходя окровавленный гравий. Неужели никому в голову не пришло смыть кровь?

– Но почему именно перед моим домом? – недоумевает Довер. – Наверняка у вас была причина. Может, хотите меня о чем-то спросить?

Томас