Зеркала-озера - soverry

Алёна доедает остывшую кашу, запивая молоком, и почти не чувствует вкуса. Предлагать помочь в поисках Игоря во второй раз не решается. Лета с первого раза поняла, что она может ей помочь, незачем навязываться, но собственное бездействие напрягает, причем так сильно, что за него становится стыдно.

Надо что-то сделать. Или хотя бы попытаться.

Посуду она не моет, лишь кладет в раковину, все также отмечая, что кошки нигде нет, и направляется к себе в комнату. Идея кажется не самой лучшей, но по крайней мере, это сделать она способна.

На всякий случай Алёна убирает все с кровати, кладет подушки со стороны стены, чтобы точно не удариться головой, если начнет падать и усаживается на кровать. Засекает время и принимается концентрироваться.

Погружаться в транс без тетиного чая получается неплохо довольно давно, но она всегда привыкла делать это в компании Владыки. Как и выныривать из транса, чувствуя рядом надежное плечо ведьмара. Он ее вытащит, если что-то пойдет не так, в этом она не сомневается. И, возможно, именно это и мешает ей совершенствоваться. Владыка не всегда будет рядом, думает Алёна, прикрывая глаза. И пользоваться своими задатками она учится не ради самого факта учебы, а чтобы применять в жизни.

В ситуациях вроде той, что происходит сейчас.

Может, ей удастся понять, куда направился Игорь и почему все еще не дома. Прицельно попадать в чье-то сознание она, конечно, пока не умеет, но если попробовать… Она сконцентрируется на его образе, а там способности куда-нибудь точно выведут.

Мысль кажется ей здравой; она не замечает никакого подвоха и точно забывает, что рядом бы не помешал хоть кто-то чисто для подстраховки. Вместо этого она ныряет с головой в транс: сначала с трудом и будто продираясь сквозь что-то вязкое и зыбкое, а затем все проще и проще, ныряя как в воду — теплую и обволакивающую. Окружающие ее звуки квартиры исчезают, она глохнет, и на мгновение это пугает, но тут же появляются звуки иные — леса, плещущейся воды. Алёна понимает, что все получилось, когда открывает глаза далеко не в собственной комнате.

Мир вокруг не особо четкий, но она точно находится на улице. Леса, конечно, все похожи один на другой, но этот она узнает даже в расфокусе, не зря же четыре года учится здесь, в свободное время гуляя по оврагам и тропинкам.

Сначала она смотрит на происходящее со стороны: замечает воду, хруст веток и сгущающиеся сумерки. А затем ее внезапно перебрасывает в чужое тело, — и вот она уже упирается, старается вытащить руку, но крепкая мужская хватка не ослабевает.

Чужие эмоции захлестывают быстро, Алёна и опомниться не успевает. Мужчина тащит ее не без напряжения, но она точно уступает ему в силе.

— Прекратишь ты брыкаться или нет? — рявкает он, но перед глазами пелена, Алёна никак не может разглядеть его. — Все равно тебе ничего не поможет.

Она что-то говорит. Вернее, не она, а та, которую тащат, но Алёна лишь шевелит губами и не слышит произнесенные слова. Сил почему-то все меньше и меньше. Она успевает понять, что тот мужчина — а в этом сомнений никаких, голос у него низкий, а руки грубые, но он все же человек — тянет ее ближе к воде.

И паническая мысль: утопит.

Утопит-утопит-убьет!

Она брыкается и вопит, крик почему-то в отличие от слов слышен отлично. Сердце бухает так сильно, что, кажется, бьется в самой глотке. Мужчина продолжает тащить ее, не обращая внимания на крики. Лишь один раз оборачивается, отвешивает звонкую пощечину, и она затихает.

Рука у него тяжелая.

И удар — этот удар Алёна отлично ощущает.

— Надоела, — цедит мужчина сквозь зубы.

Голос у него властный и жесткий. Раздраженный. Но она его не узнает. Лучше бы помогло рассмотреть лицо, но взгляд никак не фокусируется, а вспышка боли переключает ее внимание.

Во рту появляется привкус крови, Алёна хочет ладонью коснуться разбитой губы, но руки не слушаются. Больше она не кричит. Сознание не теряет, но почему-то не вопит, да и вырваться старается не так активно. Лишь не идет, почти волочится по земле за ним.

Мужчина швыряет ее на ил у самой кромки воды, волосы падают ей на лицо, загораживают обзор, и она снова никак не может рассмотреть его лицо. Губы шевелятся. Значит, она опять что-то говорит (почему не получается услышать?), но он ничего не отвечает. Лишь фыркает презрительно и возвышается над ней.

— Ты этого уже не узнаешь, — почти что отрезает.

А дальше она погружается в темноту.

Алёна не знает, сколько проходит времени. Темнота засасывает с такой силой, что у нее никак не получается выбраться. Состояние невесомости и липкости не покидает, ее начинает отбивать истерика, и любые попытки сосредоточиться ни к чему не приводят. Руки наконец начинают ее слушаться, и где-то на периферии сознания тонкий голосок напоминает, что это все не ее чувства.

Что она сознательно погрузилась в транс, чтобы разобраться в исчезновении Игоря.

Она старается ухватиться за этот тонкий, почти неразличимый в давящей на уши тишине голосок, следовать за ним. Он укажет путь, он поможет найти выход. Но вязкая и густая чернота вокруг давит так сильно, что ей становится почти что физически больно.

— Выход, — просит Алёна вдруг отчего-то пересохшими губами. — Мне нужно найти выход.

Она не знает, к кому обращается и кого конкретно упрашивает. Продолжает упрямо идти в сторону затихающего голоса, который перестает быть слышен окончательно. К ногам привязаны камни и наковальни, тянущие вниз. Огромные валуны, что не дают ей идти. Каждый новый шаг дается труднее предыдущего.

— Выбраться… — сбивчивым голосом продолжает она. — Я должна выбраться!

В трансах можно заблудиться, вспоминает она. И эта фраза звучит в сознании голосом Владыки.

— Можно остаться навсегда, если не хватит сил вынырнуть, — сурово наставляет он. — Никогда, Алёна. Слышишь меня? Никогда не погружайся слишком глубоко, если рядом нет помощи.

Владыки рядом нет. Помощи нет.

Она это точно помнит.

Но почему-то мысленно хватается за его яркий образ, как за канат, цепляется двумя руками и подтягивается что есть мочи. Изо рта вырывается отчаянный крик, когда она вытаскивает ноги из зыбкой угольной топи.

Алёна здесь не останется.

Алёна, может, и самонадеянная дура, но не потеряется в чужом сознании!

Ладони бьются о ковер на полу, нос почти касается ворса.

— Совсем безбашенная! — кричит Марта, и Алёна