Посредник - Женя Гравис

– Как вы с ним… ловко, – заметил Яворский. – А мне он говорил, что надо колено просто глиной залепить. Оно давно капало. Мол, чинить – это долго и дорого…

– Он просто «смазать» просил, ясно же.

Яворский уставился на сыщика непонимающим взглядом из-под сросшихся седых бровей.

– Взятку, Эдуард Витальевич.

– Ах, вот оно что! – Старик удивленно покачал головой. – А я-то думал… Кстати, о деньгах. Мне невероятно жаль, что я доставил столько неудобств. Могу я как-то… компенсировать вам причиненный ущерб?

Яворский потянулся к портмоне, лежащему на подоконнике. Митя окинул взглядом большую, но довольно скудно обставленную кухню, и вздохнул:

– Оставьте. Ущерб только моральный. Можете вон Даше компенсировать. Ей сегодня вдвойне пришлось трудиться.

– Благодарю вас, милая Даша. – Яворский протянул ей купюру, и служанка деловито засунула ее в карман платья.

– Паркет не шибко вымок, я после могу маслом начистить, шоб не погнил, – заявила она. – К вам кто приходит прибирать? Тонька со Спиридоновки? Вы, Дуард Тальич, гоните ее. Лентяйка она. На шкафах пыль не вытерта, шторы мятые. У меня, чай, такса та же, а стараниев поболее. Вон, у Митрия Саныча спросите.

Самарин утвердительно кивнул.

– Спасибо, Даша, вы очень убедительны. Я подумаю над вашим предложением, – ответил Яворский.

– Ну, я пошла. Митрий Саныч, вам бы лучше тут обождать, пока я там с уборкой управлюсь. Супа вам сюда принесу попозже. Пообедаете на двоих.

И Даша тоже ушла.

– Простите, ради бога. – Яворский переступил с ноги на ногу. – Эта суматоха… Я испортил вам день.

– Да и черт с ним. Бывает.

Митя вдруг осознал, что уже не злится, хотя еще полчаса назад был готов рвать и метать.

– Даже не знаю, как вас отблагодарить за помощь. Хотите… я вам сыграю?

– Надеюсь, не Шопена? – Митя укоризненно поднял бровь и сурово уставился на соседа.

И сам же первым, не выдержав, расхохотался.

Рояль стоял в том самом «скворечнике». Кроме него в диковинной комнате с тремя крохотными окошками была лишь пара кресел и диван. На последнем, сжавшись в комочек и дрожа, лежала Матильда.

– Бедная моя, испугалась, – погладил Эдуард Витальевич собачку. – Боится посторонних, а тут сегодня аншлаг.

– А я все гадал, что находится внутри этой башенки, – признался Митя, оглядывая помещение.

– Редкая удача, тут превосходная акустика. – Яворский любовно погладил блестящий лакированный бок рояля. – Чтобы занести инструмент, пришлось разбирать часть крыши. Теперь он тут навсегда.

– Удивительно, что я не слышал раньше, как вы играете. Только сегодня.

– Я играю днем, когда все на службе, – улыбнулся Эдуард Витальевич. – Стараюсь беречь нервы соседей. И с часу до трех – только колыбельные. Так что вам исполнить? Может быть, Чайковского? Или Брамса?

Митя уселся в кресло и понял, что за суетой последних часов не заметил, как все его болячки прошли. Сейчас сыщик чувствовал себя вполне сносно. Гораздо лучше, чем утром.

– А вы случайно не знаете произведение Сен-Санса под названием Dance macabre? – спросил он. – Я никогда его не слышал, но недавно о нем узнал…

– Любопытный выбор, – немного удивился Яворский. – Знаю, разумеется. Наш оркестр его исполнял. Вообще-то это симфоническая поэма. Ференц Лист, как мне помнится, извинялся перед автором за неловкую фортепианную транскрипцию этой красочной партитуры. Но я, как и Лист, попробую соло…

Старик уселся на табурет, склонился над роялем, задумался на пару секунд и начал играть – отрывисто и тревожно, вздергивая руки над клавишами, как будто каждая из них обжигала ему пальцы.

– Скрипка, – негромко пояснил Эдуард Витальевич, не прерывая мелодии. – Сольная партия Смерти, в ритме вальса. Чувствуете, какой беспокойный диссонанс? Это так называемый дьявольский тритон[32]…

Объяснения Яворского Мите совсем не мешали. Напротив – органично ложились на мелодию и помогали ее прочувствовать. И перед глазами заново проявлялись картинки произошедшего вчера наяву и в сновидении. Теперь, под музыку, их можно было пережить еще раз. И внимательно обдумать.

– …а тут вступает ксилофон, он изображает звук костей танцующих скелетов…

Самарин закрыл глаза. В голове его проносились видения. Мертвецы плясали в вихре мошкары…

* * *

– Где. Ты. Был?

Соня Загорская, появившись в дверях университета, увидела ожидающего на улице Митю и буквально вспыхнула. Вздернула подбородок, подошла к сыщику быстрым шагом и встала напротив. Щеки у нее горели, глаза сверкали, а голос был тихий, но крайне сердитый:

– Я ждала тебя на летном поле! Ты не явился! Я весь вечер звонила тебе на квартиру и на службу! Никто не знал, где тебя искать! Они говорили, что ты ушел! Потом, что заболел! Что произошло? Я уже хотела пойти к тебе домой, но тетушка сказала, что это совсем неприлично! А пойти со мной вместе никто не захотел! Куда ты пропал?

Соня была в гневе, но при этом ни на тон не повысила голос, а продолжала отчитывать Митю яростным шепотом.

Дворянка все-таки. Манеры. Воспитание. Никаких публичных скандалов.

– Извини. – Сыщик потянулся было поправить выбившийся у нее из прически локон, но Соня возмущенно отпрянула. – Ты такая красивая, когда сердишься.

– Не уходи от ответа, Дмитрий Самарин! Воспитанная барышня на моем месте должна сейчас развернуться и уйти прочь!

– Я очень виноват. Прости, пожалуйста. Может, все-таки выслушаешь меня?

– Через двадцать минут я встречаюсь с тетушкой.

– Я постараюсь быть кратким. Пойдем на площадь, присядем.

Сыщик протянул ей ладонь, но Соня лишь крепче перехватила портфель обеими руками:

– Я все еще сердита.

Манежная площадь перед зданием университета была изрядно перекопана. Тут и там попадались ямы и вывороченный булыжник. По свежим деревянным настилам сновали рабочие с тележками. Все было припорошено цементной пылью. Тем не менее в отдалении нашлась чистая скамейка.

Сыщик достал из кармана шоколадку «Гранада» с морским побережьем и кипарисами на обертке и протянул Соне.

– Не пытайся меня подкупить, Дмитрий Самарин, я все еще злюсь, – ответила она, но подарок приняла и положила на колени.

Через десять минут плитка была съедена почти целиком, а Митя рассказал обо всех приключениях – начиная от именин старушки Зубатовой и заканчивая потопом в квартире пианиста. Тему «клопастого» коньяка сыщик деликатно обошел, дав себе зарок, что такого в его жизни никогда не повторится. И про некоторые подробности разговора с тьмой к кладовке умолчал тоже.

– От кольца надо избавиться. Немедленно, – заявила Соня, задумчиво дожевав последний кусочек. – Оно опасно.

– Как? Сильный артефакт нельзя просто уничтожить, – покачал головой Самарин. – У него, я уверен, повышенный… иммунитет к вредному воздействию. Магическая защита.

– Но он же тебя признал как хозяина?

– Видимо, да. Раз он… сработал.

– Ты не понимаешь? – Соня смяла фольгу и в упор уставилась на сыщика. – Теперь за тобой еще активнее будут