Посредник - Женя Гравис

Потолок был свой, родной. И комната тоже. Дома было тихо.

Лишь откуда-то издалека доносился негромкий мерный скрип. Митя прислушался. Нет, не скрип.

Наверху, в квартире музыканта Яворского, скулила собака. Тихо и жалобно.

Глава 14,

В которой образуется слишком много неизвестных

Из стопки свежих писем Соня сразу выудила конверт со знакомыми уже кругленькими буквами. Переписка с таинственной Н. (она все-таки оказалась барышней!) продолжалась. Софья вдруг поняла, что ждет этих писем с нетерпением. Особенно сейчас, когда Полина улетела за океан, а Митя настолько погрузился в работу, что совершенно забыл о других делах.

Беседовать с новой подругой (Натальей? Надеждой? Ниной?) было увлекательно. И Соня уже не разбирала, помогает ли она этой перепиской больше собеседнице или самой себе. Впрочем, не все ли равно? Хорошее приятельство и дружба – отношения обоюдные. Ты что-то даешь другу словами, он возвращает. И обоим от этого тепло. С приятным тебе человеком можно вместе и порадоваться, и погрустить. А подруга по переписке Соне все больше нравилась.

«Здравствуйте, Соня! Я очень смеялась и в то же время переживала, читая ваши впечатления о визитах с тетушкой Леокадией в больницы и другие учреждения. Вижу, вам порой непросто держать себя в руках и оставаться вежливой и учтивой. Я вами восхищаюсь. А тетушку вашу немного жалею.

В месте, где я выросла, тоже была одна пожилая прихожанка с непростым характером. Много ворчала и часто была раздражена. Моя наставница говорила, что не следует принимать это недовольство на свой счет, что часто внешняя неприязнь – лишь отзвук внутренней боли и одиночества.

Бывает, что человек теряет себя в заботе о других. Теряет настолько, что сам уже не помнит, кем он был и о чем мечтал. И оттого бьет людей словами в надежде, что они его не забудут. Даже такого – обиженного и возмущенного. Может быть, и вашей тете просто нужно немного внимания оттого, что ей одиноко?

Моя наставница была очень мудрая женщина и часто говорила слова, похожие на ваши. Что следует прислушиваться к велению сердца и разума. Что долг не может считаться исполненным, если ты отдаешь его лишь из страха или вследствие установленного порядка. Она была очень прогрессивной женщиной, несмотря на то что жила в крайне консервативном обществе.

А еще я вам немного завидую. Не сочтите это признание за бестактность, но я пишу искренне и без всякого злого умысла. Завидую тому, что в вашей семье такие разные и непростые отношения. Пускай случаются недомолвки или упреки, но вы все любите и поддерживаете друг друга.

У нас дома совсем не так. Я долгое время не знала близко свою семью. И воссоединилась с ней совсем недавно. Соня, милая, я так этого ждала, у меня было столько чаяний! О том, как я обниму их и буду долго рассказывать о своих мечтах, слушать родных и узнавать их, о том, что полюблю их всем сердцем…

А вышло… совсем иначе. И мне горько от этого. Я смотрю на них почти как на чужих людей. Да простит мне Диос Милосердный эти злые слова, но я не чувствую того, что должна была бы. Матушка моя – добрая и честная женщина, но молчалива и запугана. Она живет лишь молитвами и заботой о чистоте дома. Батюшка – человек набожный и взыскательный. Он постоянно твердит, что я в неоплатном долгу перед ним и церковью и судьба моя – отработать этот долг усердным пожизненным служением. И даже обретенная сестра, с которой мы оказались так похожи, совсем не рада моему появлению… Такое чувство, что мои родные видят во мне лишь какой-то символ, функцию, которую я непременно должна исполнить. И совсем не считаются с моими желаниями.

Соня, милая, вы за эти недели стали мне ближе, чем моя семья, проявив ко мне искреннее участие! Я так благодарна за это. Чувствую, еще немного, и я смогу рассказать вам свой самый большой секрет. Но не сейчас. Пока я еще не готова.

Вы говорили, что надо больше общаться с людьми, и я стараюсь следовать вашему совету. К нам иногда заходит один юноша, очень дружелюбный и простой. Мы несколько раз поговорили, и он позвал меня в зоосад. Я согласилась, представляете! Сама до сих пор не могу поверить. Батюшка об этом не знает. Я просто чувствую, что свободы поступков с каждым днем мне остается все меньше, и настанет час, когда я тоже перестану быть собой…

Мне очень хотелось бы перед этим хоть одним глазком взглянуть на диковинных зверей со всего света…»

Соня задумалась, подтянула к себе чистый лист и начала писать ответ:

«Доброго дня вам, дорогая Н.! Надеюсь, он будет для вас добрым. Я вижу, как вам непросто, и искренне за вас волнуюсь.

Знаете, я хожу на занятия дискуссионного кружка, и на последней встрече преподаватель рассказал нам о манипуляциях и слабых точках. Это такие уязвимые места в каждом человеке, на которые вольно или невольно могут надавить другие люди. И это бывает очень неприятно. Мне кажется, ваша слабая точка – это чувство долга и мнимой вины. Вам не за что укорять себя. Иначе выходит, что забота о вас была для ваших родителей лишь долгосрочной инвестицией, а не проявлением искренней любви. Странно слышать это. Если они – участливые люди, наверное, стоит донести до них эту мысль. Что ваша благодарность и признательность – и есть самая ценная прибыль, и было бы несправедливо обесценивать эти чувства…»

Через десять минут Софья закончила письмо, заклеила конверт и взялась просматривать остальную почту. На глаза попался очередной опус Непейкова. Она открыла конверт, пробежала глазами строки и вдруг нахмурилась. Перечитала снова. И вместе с письмом направилась в кабинет главного редактора.

Валерий Сергеевич был расслаблен и благодушен:

– А, Софья, проходите. Отличный репортаж, кстати. Вы молодец.

– Благодарю. – Она присела, протягивая Чабанову лист бумаги. – Вы знаете, мне кажется, это сочинение достойно того, чтобы его напечатали.

– Неужели? – Главред выхватил лист, прочитал. – Кхм… кхм… А ведь и вправду недурно. И Трофим Трофимыч как раз статью пишет на ту же тему. Эта ода прекрасно оттенила бы, так сказать… Кто автор?

– Непейков. – Соня опустила голову, чтобы скрыть невольную улыбку.

– Шутите? – Чабанов снял очки и протер линзы, снова перечитал стихотворение. – Неужто научился через пять лет? Проникновенно как написал, с чувством… Уговорили, поставим в номер.

– Спасибо! Я напишу ему ответ.

В общем кабинете к ней подскочил Матвей Волк:

– Соня, хорошие новости! Авиатриса Нечаева успешно приземлилась в Париже.