Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 2 - Татьяна Юрьевна Степанова

— Как же я вас ненавижу, — повторила она. — Что же вы за мразь такая. Садисты в погонах.

Уличный шум словно ножницами отрезало. Катя будто в вакууме очутилась, где не было ничего, кроме рыжей женщины и ее слов, полных презрения и бешенства.

— Творите что хотите, хватаете людей, сажаете. Полное беззаконие. Рады, что ваше время наступило. Что мы все снова никто, пыль под ногами. Неужели у вас нет сердца? Нет сострадания, нет жалости ни к кому? Она же калека — вы что, не видите? Она за свои двадцать лет испытала столько, сколько не всякий сможет вынести. Она и так уже наказана сверх меры за то, что сделала. И это не сейчас случилось. И не тогда, а задолго до ее пропажи и аварии. Что они все пережили, когда это всплыло! Что ее мать почувствовала — мне ли не знать, я подруга Регины. Но они, родители, не винили ее одну. Потому что была и другая сторона. В таких делах всегда другая сторона тоже несет вину. А там была общая вина. И они сумели справиться, как-то избыть эту боль, этот мрак. Они сумели. И когда с ней случилась беда, когда она стала калекой, они все, все пришли ей на помощь. Это снова была единая семья, пусть и разделенная жизнью. Они простили ее и оберегали ее как могли. А вы… — Сусанна резко сунула охапку одежды стоявшей рядом испуганной Грете, та прижала ее к животу здоровой рукой. — А вы, полиция… Силовики чертовы, господа в погонах, властители нынешней нашей жалкой жизни, что сделали вы? Вместо того чтобы разобраться и понять, вы поступаете как бесчувственные, бессердечные варвары! Ненавижу вас всех. Чтоб вы сдохли!

Она отвернулась от Кати.

В этот момент резко хлопнула дверь машины — полковник Гущин усаживал рыдающую Регину, которая еще минуту назад дралась с ним, как львица, за дочь, рядом с собой в полицейский джип. Он позволил ей сопровождать Пелопею в больничный стационар.

Катя видела, как Сусанна удаляется от нее быстрыми шагами по Малой Бронной.

Рыжеволосая женщина прошла мимо ярко освещенной витрины бутика белья «Агент Провокатор», мимо французской кондитерской. Хрупкая тень.

И вот она пропала из виду, словно Патрики — ненасытные — растворили ее в себе, в своем вечернем эпикурействе, в своих неоновых огнях, в музыке, рвущейся из открытых дверей баров, в уличной толчее.

Глава 48

Панорамное окно

Весь путь — недлинный — с Патриарших до Главка Катя чувствовала себя плохо. Она сидела рядом с Клавдием Мамонтовым в его машине. И речи не было о том, чтобы сейчас ехать домой, хотя и наступил вечер. Полковник Гущин не перепоручил сотрудникам розыска отвезти Пелопею в сопровождении матери в больницу на улице Восьмого Марта, а сделал это сам. И Катя хотела дождаться его возвращения и спросить…

Спросить о чем?

Мысли ее путались. В ушах все еще звучал гневный голос рыжеволосой женщины.

— Жестоко она с вами, — заметил Клавдий.

— Вы слышали?

— Слышал.

— Вы новичок. Привыкайте, — Катя пыталась справиться с ознобом.

— Эту тетку бы туда, в дом с подвалом, — сказал Клавдий. — Посмотрел бы я на нее тогда. Оскорблять и обвинять проще всего, попробовала бы она сама. Попыталась бы взглянуть на дочь своей дражайшей подруги с другой стороны.

С другой стороны…

Была и другая сторона… В таких делах всегда другая сторона тоже несет вину…

А там была общая вина…

Но они не обвиняли… не винили ее одну…

Катя посмотрела в окно — они уже подъехали к зданию Главка на Большой Никитской.

В таких делах всегда другая сторона тоже…

Что имела в виду Сусанна? О чем она вообще говорила? Она обвиняла полицейских в том, что они поступают как варвары, что они не разобрались.

И это правда. В новой версии о Пелопее-убийце масса нестыковок и странностей. И судебно-психиатрическая экспертиза не даст на них ответа. А кто даст? Пелопея? Кричавшая там, на Патриках, что она не хочет в сумасшедший дом, что она ничего не помнит, хотя и не безумная.

Они с Клавдием вышли из машины, предъявили на КПП пропуска и поднялись в управление розыска. Полковник Гущин все еще не возвращался. Но в розыске никто и не думал уходить домой, все ждали возвращения шефа криминальной полиции и новостей.

О какой «другой стороне» говорила Сусанна? И о какой вине? Кого перед кем? А что она еще кричала — кроме оскорблений?

Катя напряженно смотрела в темное окно кабинета, но видела там лишь свое отражение да освещенные окна дома напротив, и пыталась вспомнить.

Что она говорила?

Она за двадцать лет испытала столько, сколько не всякий сможет вынести… Это она о Пелопее. А еще что? Она и так уже наказана сверх меры за то, что сделала. И это не сейчас случилось. И не тогда, а задолго до ее пропажи и аварии.

Не сейчас случилось…

И не тогда, а задолго до…

Что случилось?

Что Сусанна имела в виду?

Катю все еще бил озноб, и, кроме того, она чувствовала, что ее виски сжимает точно обручем. В ней боролись два совершенно противоположных намерения.

Она снова вперилась в темное окно. Клавдий подошел к ней сзади. Она ощущала его присутствие, его взгляд. Обернулась. Он протягивал ее кружку с горячим чаем.

Чай… выпить, согреться, остаться…

Поехать, пойти прямо сейчас, вернуться и…

Катя молча отстранила от себя и чай, и Клавдия, направилась в соседний кабинет. Там сидели двое сотрудников розыска за ноутбуками. Катя попросила их найти в файлах точный адрес Сусанны Папинака — ее ведь опрашивали после задержания домработницы Лихотиной-Жанет, а это значит, в файлах был ее номер квартиры в доме, где кафе «Донна Клара». И самое главное — код домофона, чтобы войти в подъезд.

Сыщики отыскали, Катя записала.

Вряд ли она мне сейчас обрадуется… Вряд ли что-то объяснит. Захлопнет дверь перед носом, но я…

Я должна…

Я все равно должна попытаться.

Катя взяла со стула свою сумку, накинула куртку.

— Пока, Клавдий, — она коснулась его плеча.

— Вы домой? — спросил он. — Гущина не дождетесь?

— Нет.

— Вы не домой, — он читал по ее взволнованному лицу. — А куда?

— Мне надо вернуться на Патриаршие.

— Зачем?

— К ней. — Катя смотрела на него — ну не мучай меня вопросами, Клавдий Мирон Мамонт. Лучше помоги, если можешь.

— К Сусанне?

— Она что-то имела в виду. Она что-то