Четвертая подсказка - Кацухиро Го

ситуации, которую вы, господин сыщик, описали. То есть, что я жил с ними в этом шерхаусе, что я участвовал в этом их преступном плане и что неожиданно кто-то из них выжил. Если я и буду в такой ситуации проявлять нетерпеливость или испытывать страх, то только из-за того, что этот выживший человек, возможно, наговорит обо мне все, что ему заблагорассудится. Понимаете? Я ненавижу всем сердцем, когда кто-то начинает давать обо мне пояснения вроде «это его гнев в отношении мира», «это дело рук безумца, получающего удовольствие от своих преступлений», «он был жалким типом» и все такое. Люди будут верить такому моему портрету, будут воспринимать его как правильный только потому, что наговоривший все это человек – мой сообщник. Мне будет тяжело, крайне тяжело такое вынести. Это омерзительная и непростительная ложь. Но ведь это так?! Я ведь для этих людей не более чем ноппэрабо, существо без лица, и они все для меня тоже ноппэрабо. Мы не товарищи и тем более не друзья. Мы просто сборище ноппэрабо, всего лишь ноппэрианцы.

Солнечный свет становился все сильнее, и засвеченное лицо Судзуки было нелегко разглядеть.

– Между ноппэрабо не бывает таких вещей, как «мешать другому» или «доставлять другому неудобство». Между ними нет отношений, похожих на человеческие. Вы, господин сыщик, такой же. Абсолютно такой же, как и они. Для меня вы, господин сыщик, ноппэрабо. Ведь вы, господин сыщик…

Дверь без стука открылась. По позвоночнику Киёмии пробежал холодок. Он моментально стал подыскивать слова оправдания, почему поменялся местами с Руйкэ. Но еще до того, как он их нашел, в его поле зрения мелькнула синяя униформа. Даже не взглянув на Киёмию, человек оттолкнул Руйкэ с дороги и ударил обеими руками по столу прямо перед Судзуки. Одновременно с падением Руйкэ со стула Исэ пробормотал:

– Кода?

– Судзуки! – Полицейская по фамилии Кода с противоположной стороны стола надвинулась на Судзуки. Со своего места Киёмия видел только ее профиль, и выражение лица разглядеть не мог. Тем не менее он почувствовал напряжение и жесткость в ее, миниатюрном даже для женщины, теле. Напряжение раненого зверя, стремящегося в последний раз вцепиться зубами в своего врага. Вид ее парализовал Киёмию.

Кулаки Коды были так крепко сжаты, что в них не оставалось ни малейшего просвета. Она тяжело дышала, будто не могла найти слов и, казалось, вот-вот задохнется. Это длилось не более секунды. Из ее сжатого рта потекла слюна.

– Убью! – Словно в замедленной съемке, правая рука Коды дотянулась до полицейской дубинки на ее поясе. – Я прикончу тебя!

– Прекрати! – Руйкэ подлетел к замахнувшейся дубинкой Коде и схватил ее сзади. Несмотря на это, она кричала:

– Положи сюда правую ногу! Я ее расплющу!

Руйкэ крепко держал разбушевавшуюся Коду. Та, не обращая внимания, продолжала кричать:

– Давай правую ногу, Судзуки!

Потрясенный, тот внезапно переменился в лице.

– У-ха-ха! – И засмеялся, будто прорвало плотину. Откинувшись назад на стуле и покачиваясь, он хлопал в ладоши, заливался смехом, а из глаз его текли слезы.

– Что смешного? – спросил Руйкэ.

– Именно это! Это то, чего я хотел… – Судзуки, держась за живот, хохотал во весь голос. – Именно это, господин сыщик. Эта девушка дала мне то, чего я желал. Я получил это в наивысшей форме. Гнев, ненависть, желание убить. Сейчас она желает меня. Ей нужны не деньги, не труд и не показной статус. Ей в чистом виде нужен я. Это насыщенное и чистое желание, и это все ко мне! Есть ли большее счастье? Быть желанным для кого-то. Быть тем, на кого льется чистое желание. Тем, кого искренне желают уничтожить. Это, можно сказать, почти любовь. В таких отношениях нет расчета и никто никого не использует. Только любовь, отменяющая стабильность и неизменность порядка вещей. По правде говоря, вы ведь тоже такое любите?.. С вами, как с человеком сугубо логическим, такое никогда не произойдет. Трусу, загнавшему в угол свои эмоции, такое не дано. Посмотрите на эту девушку. Ее глаза, губы, каждая ее по́ра буквально излучают энергию. Пути назад нет, энергия разрушения переполняет ее. Все ее тело, весь ее дух направлены прямо на меня. Они могут быть направлены только на меня. На это мое лицо! Есть ли еще такая радость? Есть ли больший экстаз, чем экстаз от того, что тебя желают?

Судзуки продолжал смеяться. С какого-то момента Кода замолчала; напряжение ее тела выражало уже не гнев, а страх.

– Спасибо…

Внезапно Судзуки перестал смеяться и резко опустил голову, по его телу прошла легкая конвульсия. Затем с мягким, будто удивленным, выражением лица он посмотрел на Коду.

– Вы простите, девушка, но у меня случилась эякуляция.

Киёмия понял, что силы покинули Коду. Послышался расслабленный смех. Дубинка, которую она держала в руке, упала на пол. Руйкэ ослабил хватку, которой он удерживал Коду, – и в тот же момент она плавным движением руки выхватила свой пистолет.

– Идиотка!

Руйкэ повалил Коду на пол. Исэ поднялся с места и издал боевой клич: «У-а-а!». «Дверь!» – приказал Руйкэ, и оцепенение Киёмии наконец прошло. Судзуки вновь начал смеяться.

В коридоре собрались привлеченные шумом люди. «Всё в порядке», – показал жестами Киёмия и закрыл дверь.

– Господин Киёмия…

Он оглянулся и ощутил на себе взгляд Судзуки.

– Вам-то ведь это понятно? Чистое желание разрушения вызывает экстаз не только у того, на кого оно направлено. В той же степени его испытывает и тот, от кого это желание исходит. Вы и сами, должно быть, его испытали. Когда вы ломали мой палец, у вас на лице было просто написано это искреннее чувство: «Ох, как же это приятно!» Правда ведь?

Судзуки переключился на Руйкэ:

– Послушайте, господин сыщик. Я никогда не сознаюсь. Судебный процесс продолжится много лет, много десятилетий. Я буду упорствовать так долго, как только смогу. Люди в мире будут все это время меня ненавидеть, не так ли? Будут проклинать меня и говорить: «Поскорее убейте его». При одной только этой мысли я, кажется, могу сойти с ума от восторга. В зале будут присутствовать семьи жертв. Что мне сделать для них? Может быть, показать им задницу? Может быть, высунуть язык? Ха-ха-ха… Они будут ненавидеть меня. Будут думать: «Я убью тебя!» Но вы защитите меня. От этого их ненависть станет еще сильнее. Они будут думать: «Этого я не прощу!» Я собираюсь проводить ночи в одиночной камере с воспоминаниями об этом, а не о вашем торжествующем выражении лица. Я буду по полной получать удовольствие вплоть до дня моей казни. Ведь обвинения в мой адрес с