Четвертая подсказка - Кацухиро Го

– бездомный в возрасте примерно пятидесяти лет. Тогда Тацума продолжил: «Это очень несчастный человек». Сказал, что согласие домовладельца, скорее всего, получить не удастся и что он поселит нового жильца тайно. И добавил: «Если заложишь меня домовладельцу, я за себя не ручаюсь».

– Сказал он это не угрожающе, а вполне обычным тоном. Меня охватил ужас. Я понял: тут реально опасно. Тогда и решил съехать оттуда.

Больше с Тацумой и другими жильцами молодой человек не общался.

– С этим пятидесятилетним бездомным, – с пылом начал допрос Идзуцу, – вам ни разу не доводилось встречаться?

Молодой человек энергично кивнул.

– Я и не хотел с ним встречаться. Ясно же, что если Тацума собирается заботиться о нем, то он не может быть нормальным человеком.

Молодой человек сказал, что видел в новостях лицо Судзуки, но это лицо ему не знакомо.

Идзуцу продолжил:

– Знаете ли вы, что господин Кадзи занимался работой по доставке газет?

– Да. Учился он вроде бы в художественной академии. Все время ныл, что другие студенты пытаются его изжить, говорил, что собирается уйти оттуда. Говорил, что Япония – говённая страна, а японцы как раса – словно осьминоги в горшке, поэтому судят о качествах других людей по цвету их кожи. Говорил, что японцы – беспечные дурачки, у которых от мирной жизни мозги вообще разложились, что они не знают жизни и избалованны. Я всегда думал: «Ты, черт возьми, кем себя возомнил?»

Впрочем, у молодого человека, похоже, не было желания выяснять, какой жизненный путь прошел Кадзи перед тем, как прийти к таким выводам.

– Он работал в пункте доставки в Кудане?

– Вы о том месте, где был взрыв? Я когда услышал об этом, подумал, а вдруг это то самое место? Помню, Кадзи болтал всякую чушь, типа «уровень у студентов там такой низкий, что они даже не знают, чем ньюспейпер отличается от чизбургера».

Похоже, после своего увольнения Кадзи перебивался разовыми подработками.

– А что вы можете сказать про господина Ямаваки?

– Даже и не знаю… Думаю, он из синих воротничков – человеку скоро тридцать лет будет, а живет в шерхаусе… Да, вспомнил: он вроде бы тоже занимался работой, связанной с доставкой. Вроде продвигал такую мысль: если каждый день объезжать одни и те же места, жизнь будет напоминать зацикленное видео, и от этого можно сойти с ума.

– А про работу господина Тацумы…

– Думаю, он не работал. Все время сидел дома, да и вообще с самого начала казалось, что желание жить у него было на нуле.

– А откуда он брал деньги на жизнь?

– Может быть, он жил на сбережения от предыдущей работы?.. А-а, кстати, еще в то время, когда с нами жили ребята со старших курсов, состоялся один разговор. Речь зашла об устройстве на работу, и один из этих ребят спросил его: «А ты, Тацума, что будешь делать? Работать не собираешься?» На что тот ответил: «С меня хватит». И эти его слова звучали как-то по-странному убедительно.

– Но ведь жить без заработка целых четыре года тоже совсем непросто.

– Может быть, мать ему деньги присылала? – предположил молодой человек. Он не знал, что матери Тацумы тогда тоже приходилось нелегко. – Ну еще, может быть, в долг деньги брал. Потребительские кредиты. Или что-нибудь типа того…

– А что-нибудь о его жизни до шерхауса знаете?

Тацума расстался с семьей три года назад, в начале весны, а в шерхаусе начал жить два года назад, в январе. Между этими событиями был разрыв почти в год. Штаб по расследованию полагал, что где-то в этом промежутке Тацума познакомился с Судзуки. Впрочем, в документах, предоставленных им при заселении в шерхаус, был указан адрес, по которому он жил вместе с семьей. Владелец дома, по-видимому, поверил в это, не проверяя. Теперь полицейские получили строгий приказ: «Обязательно выясните, что было в течение этого годового промежутка!»

– Трудно сказать. Кажется, он рассказывал что-то. Впрочем… – Молодой человек покачал головой. – Не могу вспомнить.

Идзуцу упорствовал, но тот вскоре поднял руки вверх, показывая, что вспомнить не может, и задал встречный вопрос:

– Правильно я понимаю, что они и есть те самые преступники-бомбисты?

Идзуцу собирался было дать какой-то дежурный ответ, но молодой человек, не дожидаясь, произнес:

– Ладно, ладно, я понимаю, есть вещи, о которых вы не можете говорить. – И продолжил: – Но мне почему-то кажется, что Акихабара – не их рук дело.

– Это почему же?

– Кадзи был фанатом Акихабары. Часто разглагольствовал, что Акиба [65] – единственное красивое место в этой стране.

Идзуцу спросил, были ли еще какие-то места или заведения, к которым Тацума и его товарищи могли испытывать привязанность. Содержательного ответа не последовало.

– У них же не было ничего, кроме жалоб и злобы. Наверное, они и во сне видели конец света, и это вызывало у них поллюцию. Видать, я очень терпим к другим людям, раз смог прожить с такой публикой почти год.

– Ясно. Спасибо за то, что, несмотря на работу, оказали нам содействие.

– Что вы, не стоит благодарности. Кстати, господин сыщик, а что делать, если ко мне придут журналисты? Выкладывать в соцсети информацию тоже, наверное, нехорошо? Или вы не будете возражать? Тем более что и так уже много чего выложено…

– Будем признательны, если вы будете вести себя осмотрительно, – попросил Идзуцу. Молодой человек скривил губы, будто говоря: «Ну вот, даже этого нельзя… От всей этой истории для меня никакого прока».

– Убедительно просим вас быть осторожным.

– Хорошо. Я все прекрасно понимаю. У них нет причин сводить со мной счеты, но ведь для таких логики не существует.

– И последнее, – вмешался Тодороки, сидевший сбоку от уже начинавшего вставать Идзуцу. Намерения встревать в разговор у него не было: он просто не удержался и задал свой вопрос рефлекторно: – Как вы думаете, по какой причине они хотели покончить с собой?

Молодой человек посмотрел в сторону Тодороки, недовольно нахмурился и, немного посмотрев в пространство, ответил:

– Не знаю. В любом случае, причина у них наверняка была какая-то глупая, да?

Когда сыщики вышли из ресторана, перед ними проехал большой автобус-лимузин. По направлению его движения находился въезд на столичную скоростную автомагистраль. Машины двигались в обе стороны с тем же шумом, что и обычно.

Сев в машину, Идзуцу стал докладывать Регенту о результатах встречи. Тодороки смотрел на улицу. Доклад Идзуцу он не то чтобы слушал, скорее слова Идзуцу просто доносились до его ушей. Шла женщина, катившая детскую коляску. Кто-то на городском велосипеде обогнал ее с таким видом, будто она ему мешала. Женщина