Кровь в наших жилах - Татьяна Лаас

к окоему, а потом с темнотой привычно пришла черная вода Балтики, бросая Лизу в допросную под мчащиеся в лицо удары. На губах стало солоно то ли от крови, то ли от липкого пота, в который её кинуло. Из кошмара её вытащило совиное уханье за окном — леший, кажется, сильно волновался за неё.

Сердце заходилось в диком ритме. Во рту все пересохло. Дышать сквозь стиснутое болью горло было тяжело. Она сипела, как тогда, в детстве, когда умудрилась подхватить от деревенских ребятишек коклюш.

Лиза долго лежала в кровати, всматриваясь в погруженную в сумерки комнату и ища притаившегося где-то тут в тенях императора, потом её отпустило. Страх ушел куда-то вглубь души, обещая вернуться. Она заставила себя сесть, накинуть на себя шаль, пойти умыться, прогоняя липкий, пугающий сон, подойти к окну, откуда струился в спальню свет уличных фонарей, освещавших дорожки. Снега за окном нападало много — только и торчали из него фиолетовые кончики не вовремя зацветших хохлаток. С седых сосновых лап то и дело падали огромные снежные комья.

Леший совиными золотистыми глазами смотрел на Лизу с ветки ближайшей сосны и тихо ухал, словно рассказывал сказку. Лиза выскользнула из спальни. В доме было тихо, только и горели одинокие тусклые лампы на стенах. Саша так и не пришел из-под Пскова, занятый службой, хотя часы на стене уже показывали три часа ночи.

Лиза обулась и надела шинель, выскальзывая из дома — лучше прогуляться в компании с лешим, чем лежать в постели и бояться. Лес она любила. Он всегда успокаивал её, даря надежду. Он её не предавал. Он честно говорил, что в нем живут чудовища, с которыми она в состоянии справиться. С человеческими чудовищами она не умеет бороться. Она не убийца.

Леший подлетел ближе, рассматривая Лизу сверху:

— Не спится, амператрица?

Она кивнула:

— Вот такая я глупая свиристелка.

— Пойдем, я тебе че покажу… Тут недалече.

Он, лениво махая крыльями и явно нарушая все законы природы, полетел прочь — очень медленно. Птицы на такое не способны. Деревья расступились коротким путем уводя из снега и мороза куда-то к зеленой поляне, густо заросшей лесной земляникой. Пильчатые листики дрожали на ветру, белые мелкие цветы клонились к земле, боясь замерзнуть. Вокруг поляны словно за волшебной стеной, кружился колючий, недобрый снег. Лиза себя как в сказке почувствовала.

Леший грузно опустился на землю и проворчал:

— Ишь, что творит ирод… Все сперва стаял, теперича все померзнет. Токмо тут я ягодки для тебя и берегу. Аккурат к карачуну поспеют тебе для блезиру.

Лиза не сдержала смешок: какие слова, однако, леший знает. Для блезиру! Она опустилась на землю — оттуда послушно выскочил какой-то корень, приглашая на себя сесть. Лиза зарылась руками в зеленые, разлапистые листочки. Густо пахло летом — жарой, пылью и розами. Запах земляники такой обманчивый. Сладкий, терпкий и напоминающий розы. Напоминающий Крым, лето и самые хорошие дни в жизни Лизы. Ничего, они еще вернутся — эти хорошие дни. Пусть не для самой Лизы, а для её детей. Так будет. В это надо просто верить.

Леший передернул плечами и как-то странно покосился на Лизу, сбивая её с хороших мыслей:

— Амператрица… Можа… Поспишь у меня? Я не выдам. Я ж не стихия кака-то. Я хранитель леса.

Она грустно улыбнулась — видать совсем плохо выглядит, раз даже лешего проняло. Сашке, наверное, еще тяжелее на неё смотреть — он-то ничего поделать не может.

— Благодарю, дедушка, но не надо. Я справлюсь.

— Агась, — леший зашагал по полянке, переваливаясь с ноги на ногу. — Ладно, мое дело маленькое — тебе предложить. Тогда земляничкой к карачуну займусь.

Лиза вспомнила: Карачун, он же Йоль, он же зимнее солнцестояние — один из великих праздников у язычников. Он как раз недели через две будет — по астрономическому календарю, а не по тому, по которому они живут.

— А что будет в карачун? — осторожно спросила она.

Леший пожал плечами:

— Не знаю. Твой рыжий Иван-царевич вдруг охолонется, опомнится, тогда и узнаем.

— Дедушка леший, расскажи, пожалуйста, чуть подробнее.

Может, и не дело лезть в чужие тайны, но Алешка почти свой. Он, как и Лиза, запутался в их сложной семье и их трудностях.

— А чё подробнее? Ничё я не знаю. Я ж как… Я ж слышу лес от рассвета и до заката, от севера и до юга. И столько во мне намешано, что сразу и не упомнишь. Вишь, я щас с тобой, и в то же время слышу, как стучат ракушки, вплетенные в косы девицы где-то в тайге. И идет та девица, стуча ракушками, и кажный батыр знает, что надо идти на энтот стук и защищать девицу, чтобы не обидел её никто. Трудно мне все слышать. Сестра твоя… Наташка, значится, она ж… Она с рыжим ж кажную Майскую ночь встречается. Он ей клянется, да не выполняет клятвы. Дурной.

Лиза встала на защиту Алешки — не он те обеты ввел, что мешали ему жить.

— Дедушка леший, не виноват он — он же опричник. Он обетами был скован, забывал он все, что с Идольменем связано.

Леший задумчиво наклонил голову на бок:

— Ишь оно как! А я-то думал — совсем он пропащий огонек.

— Он не пропащий, он хороший, правда. — Лиза сама понимала, что просила Наташа, но все же решила уточнить, чтобы не плодить домыслы: — Наташа его просила кровью вспоить водного змея, да?

— Ишь чего говоришь… Не было такого! — Леший аж в воздух взвился, снегом закидывая поляну по границе тепла. — Никогда она не просила его идти на верную смерть. Токмо просила прийти в карачун к Идольменю. Это все, о чем она его заклинала.

Лиза нахмурилась: Наташа боялась, что водный змей выпьет Алексея досуха. Она берегла его. Значит, тоже любила. Жаль, что им с Алексеем так мало выпало времени.

Леший кашлянул, напоминая о себе. Лиза прогнала прочь ненужные сейчас мысли об Алексее и его любви. Если Наташа не просила его крови… И если в Идольмене действительно прячут Анну или Елену, то Наташа готовила им побег. Аккурат в карачун. В зимнее солнцестояние. Хорошо, что оно скоро — Лиза костьми ляжет, но поможет их спасти.

Для лешего Лиза пояснила:

— Наташа побег для сестер готовила.

Леший передернул плечами:

— Нет там в Идольмене твоих сестер. Сейчас. Нет. — он виновато посмотрел на неё: — токмо не злись, сонный я по осени, дурной. Мало че помню, мало что понимаю.

— Откуда ты знаешь про Идольмень?