Изогнутая петля - Джон Диксон Карр

ее устроили на полставки в шатер-столовую. Ребенок стал для женщины помехой. Между тем в Америке у нее нашелся давний поклонник, владелец небольшого циркового предприятия, и она решила сбыть сына с рук. Парень научится кататься на велосипеде по канату и освоит кучу других акробатических трюков. Как же я ему завидовал… Господь всемогущий, как люто, как отчаянно я ему завидовал! И думаю, ни один нормальный мальчишка, даже сорокалетний, меня не осудит.

Он поерзал в кресле. По-видимому, мысли его витали в прошлом, и оттого на лице блуждало ироничное выражение, смешанное с удовлетворением; никто из слушателей не шелохнулся. Церемонный мистер Уилкин как будто собирался вставить какое-то замечание, но, быстро оглядев остальных, сдержался.

– Самое странное, – продолжал рассказчик, рассматривая свои ногти, – что этот мальчик, наоборот, завидовал мне! Свое имя, совершенно непроизносимое, он поменял на «Патрик Гор», потому что ему нравилось, как это звучит. Цирк он не любил. Не выносил суматоху, переезды, шум, беспорядок. Его раздражала кочевая жизнь, все эти палатки и передвижные балаганы; он ненавидел суету и толчею бесплатной столовой. Ума не приложу, где он этому научился, но только это был очень сдержанный, хладнокровный, воспитанный… на редкость гнусный маленький пройдоха. В первую же нашу встречу мы набросились друг на друга и дрались с таким остервенением, что нас с трудом разняли. Должен сознаться, я был в таком бешенстве, что даже хотел пырнуть его ножиком. После драки он попросту откланялся и пошел восвояси; он до сих пор стоит у меня перед глазами – я говорю о вас, мой друг!

Он посмотрел на хозяина дома.

– Это какое-то наваждение, – произнес Фарнли и вытер рукой лоб. – Не могу поверить. Я как во сне. Неужели вы всерьез утверждаете…

– Именно, – оборвал его тот. – Во время плавания мы на все лады обсуждали, как было бы здорово поменяться местами. Обсуждали, разумеется, просто для забавы, как сумасбродную, дикую причуду. Вы сами тогда сказали, что ничего из нашей затеи не выйдет, хотя вид у вас был такой, будто вы готовы меня ради этого убить. Я и не думал воспринимать эти фантазии как реальный план; самое интересное, что вы-то были настроены иначе. Я много рассказывал вам о себе. Объяснял, что́ нужно сказать, если встретишь тетушку такую-то или кузена такого-то, и вообще всячески наставлял – мне неприятно об этом вспоминать, потому что моему тогдашнему поведению нет оправдания. Я считал вас отвратительным типом и продолжаю так считать. А еще я показывал вам свой дневник. Я всегда вел дневник; просто потому, что в целом свете не было человека, с которым я мог бы поговорить по душам. Я и сейчас его веду. – Тут он как-то загадочно улыбнулся. – Ты помнишь меня, Патрик? Ты помнишь ту ночь, когда затонул «Титаник»?

Повисла пауза.

Лицо Фарнли не выражало гнева – только замешательство.

– И снова повторяю, – сказал он. – Вы сошли с ума.

– А теперь я расскажу, как в точности обстояло дело, когда мы напоролись на этот злосчастный айсберг, – сосредоточенно продолжал претендент. – Я был в каюте; старина Маррей ушел в курительную комнату играть в бридж. В одном из пиджаков он оставил фляжку с бренди. Я сидел и тихонько из нее прихлебывал (в баре ведь меня обслуживать отказывались). Когда произошло столкновение, я его едва ощутил; думаю, и остальные пассажиры почти ничего не заметили. Удар был очень слабый, только расплескалась вода в стакане; потом заглохли двигатели. После этого я вышел в коридор, чтобы узнать, что случилось. Тут до меня донеслись голоса; они приближались, становились все громче; потом мимо нашей каюты с криком пронеслась какая-то женщина, закутанная в голубое стеганое одеяло.

Впервые с начала рассказа он как будто заколебался.

– Не стану вдаваться в подробности этой трагедии, они сейчас ни к чему, – проговорил он, на мгновение раскрыв сжатую ладонь. – Скажу только – да простит меня Бог, ведь я был совсем мальчишкой! – что катастрофа показалась мне скорее интересным приключением. Я ничуть не испугался. Напротив, был приятно взбудоражен. Радовался, что произошло что-то необычное, из ряда вон выходящее; сильные эмоции меня всегда привлекали. В таком вот лихорадочном возбуждении я и согласился поменяться ролями с Патриком Гором. Согласился внезапно, тогда как в его случае, подозреваю, все было иначе и он давно все просчитал. Я встретился с ним – встретился с вами, – уточнил он, не сводя глаз с Фарнли, – на палубе B. Все вещи у вас были в плетеном чемоданчике. Вы довольно спокойно сообщили мне, что судно идет ко дну и скоро затонет; если я и правда хочу провернуть нашу затею, то сейчас, среди всеобщей паники, самый подходящий момент, – возможно, одному из нас удастся спастись. Я спросил, а как же Маррей. Вы меня обманули, сказав, что его смыло за борт и он погиб. А меня распирало от желания стать великим циркачом! В результате мы поменялись одеждой, документами, кольцами, всеми вещами. Вы взяли даже мой дневник.

Фарнли не проронил ни слова.

– Ну а дальше, – ровным голосом продолжал претендент, – вы действовали очень ловко. В тот момент мы как раз стали протискиваться к шлюпкам. Вы дождались, когда я повернусь к вам спиной, достали из кармана деревянный молоток-киянку, который успели стащить где-то в трюме, и ударили меня по затылку – для верности три раза.

Фарнли по-прежнему хранил молчание. Молли порывисто встала с кресла, но по знаку мужа тут же опустилась обратно.

– Поймите, – с нажимом сказал претендент и провел рукой по столу, будто смахивая пыль. – Я не намерен использовать это против вас. Двадцать пять лет – долгий срок; вы тогда были совсем мальчиком, хотя, конечно, любопытно, что́ за человек из вас в итоге получился. Меня и самого тогда считали негодяем. Возможно, вы меня презирали и тем успокаивали свою совесть. Но вы зря беспокоились, я все равно сделал бы так, как мы договорились. Может, я и был в своей семье паршивой овцой, но все же не настолько паршивой. Чем же кончилась эта история? Мне повезло. По счастливой случайности меня нашли – раненого, но живого – и усадили в последнюю уцелевшую шлюпку. В газетах потом публиковались списки погибших, но они были не совсем точными. Америка – большая страна, и я оказался словно в мире живых призраков. И Джон Фарнли, и Патрик Гор значились пропавшими без вести. Я решил, что вы утонули; вы то же самое подумали обо мне. Когда владелец цирка, мистер Элдрич, никогда не видевший вас в лицо, по вещам и документам признал во мне Патрика Гора, счастью