Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 2 - Татьяна Юрьевна Степанова

пахло мастикой для паркета и чем-то немного затхлым, чуть ли не нафталином. На стенах красовались фотографии – любительский оркестр Дубны, приезжавшие на гастроли известные артисты и музыканты, оперные певцы. Публика в маленьком концертном зале – музыкальные вечера.

Концерт-холл оказался совсем небольшим. Он давно уже нуждался в ремонте: потертая обивка красных бархатных кресел, запах канифоли, маленькая сцена полукругом. Обстановка провинциального театра, однако не лишенная прелести и уюта.

– Можно с вами поговорить? Как вас зовут? – спросила Катя.

– Алена. Елена Дмитриевна, – поправилась юная рыжая. – Я администратор и по совместительству менеджер по организации детского музыкального досуга, кружков, лекций и преподаватель класса сольфеджио.

– Алена, а вы играете в любительском оркестре Дубны?

– Конечно. Альт.

– А дирижер малышей?

– Сева? Он тоже. Он директор нашей лавочки, – Алена-рыжая улыбнулась и тут же нахмурилась. – Солист – первая скрипка из наших, городских. Они в Дубне нам не уступают – говорят, это же их оркестр. Мы пятая спица в колеснице.

– Вы хорошо знали Саломею Шульц?

– Мы играли в одном оркестре. Она была отличный аккомпаниатор.

– Вы дружили?

– Нет. Мы просто общались. Созванивались, когда организовывали здесь музыкальные вечера. Дружили на Фейсбуке. Она была хорошим человеком. И замечательным музыкантом.

– А у нее было много друзей на Фейсбуке?

– Как и у меня – человек сто двадцать, средний показатель. Однокурсники по консерватории, и мы все, и оркестр. Полицейские просили меня показать нашу переписку. Ну, когда Соломку нашли… Это все так ужасно…

– А где ваш клавесин? – спросила Катя, оглядывая сцену.

– Под замком. С тех самых пор. Мы его бережно храним – это очень редкий инструмент, конец восемнадцатого века. Как-то касаться его не очень хочется. И слушать… Может, время пройдет, снова к нам кто-то из музыкантов приедет, даст концерт.

– А на концерте Саломеи вы присутствовали?

– Да, мы же его сами организовали.

– Расскажите, пожалуйста, как он проходил.

– Я уже много раз рассказывала вашим коллегам. И время прошло. Как-то все стирается, понимаете? Ну что… Все было, как обычно на музыкальных вечерах. После Нового года. Народу было примерно две трети зала. Не аншлаг. Но порой еще меньше бывало на праздники – потому что раньше многие уезжали отдыхать, путешествовать. Это сейчас все по домам сидят, денег нет ни у кого. Концерт длился всего час, без антракта, конечно. Соломка играла очень хорошо.

– Только вещи Жана-Филиппа Рамо?

– Да, его, так мы и в афише написали. Она этого композитора предпочитала всем другим. Сейчас старинная музыка снова в моде. Теодор Куртензис с оркестром исполняет. Ну и мы шли в тренде, что называется.

– На концерт продавались билеты у вас в кассе?

– Да, как обычно. И еще в НИИ мы распространяли среди сотрудников.

– На базе?

– Часть билетов выкупили благотворители, как и до этого на концерт оркестра Дубны двадцать пятого декабря. В НИИ… то есть на базе – они себя сами предпочитают называть НИИ – конкурсы устраивали, хохмили: а победителю – бесплатные билеты на концерт старинной музыки. И еще ветеранам института – научным сотрудникам, которые на пенсии и у кого дети.

– Тоже благотворители оплачивали?

– Да. В общем-то, ведь это любительские концерты, своими силами.

– А кто эти благотворители, если не секрет?

– Фонд «Академия», – ответила рыженькая Алена.

– Академия наук? РАН?

– Они имеют какое-то отношение к РАН, тоже помощь оказывают, там не только академики, но и бизнесмены. Я толком не знаю. Мы от них порой пожертвования получаем – и это очень кстати. Занятия музыкой для детей вот тоже бесплатные, благотворители это сами организовали.

– Я так поняла, что Саломея Шульц приезжала сюда, в город, на свой концерт пятого января, а до этого с оркестром Дубны, да? Двадцать пятого числа?

– Нет, она и до этого здесь бывала. Оркестр же не один концерт давал. И летом тоже – у нас июньские вечера классической музыки, и на день города оркестр приезжал. А потом она ведь еще репетировала здесь, у нас, концертную программу.

– На клавесине? Она приезжала к вам на репетиции? Когда?

– Почти весь декабрь и конец ноября тоже, – рыженькая Алена нахмурилась. – Это же старинный инструмент. Это не рояль, а клавесин. Совсем иная манера исполнения. Надо много репетировать. Надо приноравливаться к инструменту.

– Она репетировала на сцене, в зале?

– У нас есть зал для репетиций, клавесин поместили сначала туда.

– Можно взглянуть на этот зал?

Рыженькая Алена пожала плечами и указала Кате на боковой выход за потертой бархатной шторой.

Они прошли по фойе, стены которого, как и в коридоре, тоже были сплошь увешаны афишами под стеклом и фотографиями.

– Это репетиционный зал, – рыженькая Алена открыла двери… Те самые, на пороге которых Катя увидела ее впервые.

Это оказался зальчик, где пиликал детсад-оркестр. Но сейчас детей здесь уже не было. Сыграв «Сурка», крохи куда-то канули, оставив после себя лишь раскрытые пюпитры да обертки от конфет на полу.

– Понятно, – разочарованно заметила Катя, – я думала, это какое-то другое помещение.

– Да, жуткая теснота, дом ученых очень старый, – заметила рыженькая Алена, и они вернулись в фойе.

– У вас вход свободный, я заметила. Любой может прийти, заглянуть на репетицию, да?

– Это же фактически городской дом культуры. Мы не можем на замок запираться.

– Я знаю, что у Саломеи был приятель… любовник. Он сюда не заглядывал?

– Меня полиция о нем спрашивала. Я в общем-то ничего не знаю. Соломка со мной личным не делилась. Правда, при мне пару раз ее подвозил на машине какой-то парень.

– Парень?

– Мужчина, приятный, лет сорока. Мне полицейские снимок показывали, я его узнала. Наверное, это и был ее бойфренд.

– А кто-нибудь из городской администрации музыкальные вечера, концерты оркестра Дубны посещал?

– Да, конечно. Это же культурные мероприятия. На день города, например.

– Анна Ласкина из администрации не заходила?

– Я не знаю, кто это. Приходили какие-то чиновники, да и женщина была среди них. Но я затрудняюсь сказать.

– А ваш директор и по совместительству дирижер, он знал Саломею?

– Он всего год здесь директорствует. Раньше в оркестре «Стасика» играл.

– В театре Станиславского и Немировича-Данченко в Москве?

– Абсолютно верно, у них прошли сокращения. Я его и пригласила сюда, к нам. Мы старые друзья с Севой.

– Что-нибудь еще можете вспомнить о том последнем вечере пятого января? Может, что-то всплывет в памяти? Какой была Саломея? Может, чем-то встревоженной, напуганной? Что-то говорила, кого-то упоминала?

– Я ее увидела лишь на сцене, когда начался концерт. Здесь все сновали в дикой запарке. Она приехала и сразу прошла в комнату за сценой. А я с афишами возилась здесь, в фойе. После