Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 2 - Татьяна Юрьевна Степанова

помада, например. Это тоже желанный фетиш для извращенца. В сумке она, весьма возможно, везла с собой концертные туфли, красивая изящная обувь на высоком каблуке – это еще один традиционный фетиш в делах о серийных убийствах. Наконец, убийце достался ее мобильный – а там, кто знает, какие интимные фото она хранила, имея женатого любовника?

Все это досталось тому, кто ее прикончил. И если это был Андрей Ржевский, то у него была припрятана масса вещей в качестве фетишей. Зачем тогда афиша? Зачем самому лезть на рожон, являться в дом ученых, вступать в разговор с администратором, просить? Позволить так явно себя запомнить?..

Правда, администратор Алена об этом давнем разговоре забыла.

И афиши Ржевский не получил. Но она все же висела тогда в коридоре под стеклом. И он мог прочесть названия пьес и имя композитора Рамо.

Если, конечно, сам не присутствовал на концерте Саломеи Шульц, а затем не выследил и подстерег ее в ночи.

Но для чего так явно рисковать? Так нарочито привлекать к себе внимание? Обнаружить первую жертву, которую сам же и убил… Вступить в контакт с полицией, затеять игру… Заявиться в дом ученых… Через полтора года сделать вид, что обнаружил третью жертву…

Что это за линия поведения такая? Совершенно безбашенная? Желание постоянно ходить по острию ножа? Желание быть не в тени, а на виду?

А разве не желание быть на виду, громко заявлять о себе, движет убийцей, когда он демонстративно выставляет тела на автобусных остановках напоказ всему городу?

Что это – гипертрофированная дерзость? Отсутствие инстинкта самосохранения?

Или нечто иное?

Но, кроме этой загадки, дом ученых – и по совместительству концертный зал – подкинул и другую.

Детский карнавал, музыкальный перформанс по мотивам сказки Бианки про насекомых. Есть ли здесь связь с убийствами? Или это тоже совпадение?

Катя вспомнила снимки детей в карнавальных костюмах. Муравьишка, бабочки, жуки, гусеница…

Мухи не было. Ни один из малышей не нарядился мухой.

Видел ли убийца эту детскую музыкальную шутку?

А начальник ОВД Алла Мухина – в курсе ли она этого спектакля-карнавала, поставленного весной, почти за девять месяцев до убийства Саломеи Шульц?

Конечно же, полицейские видели снимки, они много раз приходили в концертный зал. И что?

Сочли, что все это не имеет отношение к делу? Что образ «мухи» связан с личностью начальницы ОВД из-за ее фамилии?

Но сама Алла Мухина уже привела иные версии.

Очнувшаяся от своих дум Катя обнаружила, что стоит у дверей продуктового магазина на перекрестке.

Самый обычный угловой магазинчик – тесный закуток в угловом двухэтажном кирпичном доме. Рядом вывески: «Химчистка-прачечная», «Ремонт ключей и зонтов», «Бытовые услуги».

И опять же впоследствии миллион раз Катя спрашивала себя: что она видела в тот момент? Что видела за минуту до этого, пока брела как сомнамбула?

Кажется, мимо проехала машина…

И еще одна… грузовая «Газель»…

Велосипедисты… нет, их не было. Никто Катю не обгонял, а вот ехал ли кто навстречу по другой стороне улицы… нет, велосипедистов не было.

Да и прохожих тоже…

Кроме той странной старухи…

Катя решила зайти в магазин. В горле до того пересохло еще там, в доме ученых, от их канифольного запаха, что пить хотелось словно путнику в пустыни.

Она оглянулась через плечо. Этот момент она помнила совершенно ясно.

По одной из улиц перекрестка приближалась пожилая женщина в светлой куртке и черных брюках. Она как-то странно раскачивалась из стороны в сторону и размахивала руками. Словно всплескивала, а затем бессильно роняла.

Больше никого из прохожих на этой тихой, засаженной липами улице не было. Катя вошла в магазин.

Все как обычно. Кассирша-продавщица, полки с хлебом, витрина с колбасами и сосисками, холодильник полуфабрикатов как сундук, холодильник со стеклянной дверью для соков и газировки.

– Мне минеральную без газа, – попросила Катя. – Если можно, не холодную.

Продавщица пошла вдоль полок. В этот момент дверь магазина открылась, и пожилая женщина в светлой куртке ввалилась внутрь.

Бледное лицо ее было искажено дикой гримасой, глаза вытаращены. Но, несмотря на всю эту мимику, Кате показалось, что она уже где-то видела старуху.

– Звоните! – выкрикнула старуха хрипло. – Звоните в полицию! У меня мобильный… батарея… я не могу, разрядилась батарея… Звоните сейчас же!

– Что случилось? – напуганная продавщица уронила пластиковую бутылку воды.

– Убили! – закричала старуха. – Я зашла, а там… Столько крови… Звоните в полицию!

Катя…

Она вспомнила, где видела старуху.

Эти жемчужные серьги, столь странно смотрящиеся дорогие жемчужные серьги в сморщенных старческих мочках…

– Где? – спросила она. – На остановке?

Старуха молча таращилась на нее.

– На автобусной остановке?! – выкрикнула Катя, выхватила из сумочки удостоверение. – Звоните в полицию! Вызывайте полицейских!

– Девятый номер, – старуха ткнула рукой в сторону двери. – Девятый… прямо по улице… она там!

Катя выскочила на улицу, и бегом…

И тут же вернулась назад.

Это не та улица. Это улица, по которой она брела от дома ученых. А старуха шла ей навстречу и наискосок.

Она перебежала перекресток и помчалась что есть сил по той улице, где впервые заметила странную старуху, размахивающую руками.

В начале – никаких жилых домов. Пустырь, обнесенный забором, – брошенная строительная площадка. За ней – магазин-стекляшка, закрытый, с заколоченными окнами второго этажа. За ним – еще одна стекляшка, тоже закрытая и заброшенная. Напротив – ряд железных гаражей. Густые кусты.

Дальше улица шла под уклон, и там располагалось какое-то административное здание за глухим забором. И два старых кирпичных коттеджа – точно таких же, как и на главных улицах ЭРЕБа. Возле здания – автобусная остановка.

Сердце Кати ухнуло вниз.

Однако уже через секунду она поняла, что у страха глаза велики.

Автобусная остановка была пуста.

Никаких перформансов.

Никаких женщин-мух на этот раз.

Но где же тогда…

Катя бросилась к автобусной остановке. На стене административного здания – «семерка». Значит, следующий дом – кирпичный коттедж – номер девять.

И точно, на стене имелся указатель: «Одиннадцатая Парковая, 9».

Палисадничек перед двумя входами был аккуратно убран, его украшали прополотые клумбы, на них красовались вечнозеленые кустики.

Мирная, тихая картина. Тюлевые занавески во всех окнах опущены… Нет, в дальней половине окна зашторены, а вот в ближней половине дома в двух окнах шторы отдернуты, и даже открыты форточки.

Катя подошла к входной двери. Подергала ручку – заперто.

Старуха сказала – я зашла…

Катя вдруг вспомнила, что в этих домах есть еще один вход – позади. Дверь, выходящая в более просторный садик, примыкающий, словно в дачных кооперативах, к садам других жилых коттеджей.

Она