Рассказы - Роберт Альберт Блох

— Генерал?

— «Дженерал Электроникс». Я думала, что он встретит меня…

Пресса окружила их и весьма своевременно. Я подумал, что мистер Бенсон собирается вцепиться в свой очень дорогой парик. Он повернулся к Фарли, пилоту.

— Что это значит? Почему ты меня не предупредил?

— Но что я мог поделать, мистер Бенсон? Мне приказали доставить леди, которая участвовала в конкурсе. Это она. И я могу сказать, что она очень хороший пассажир. Никогда в жизни не была в самолете, но она вела себя спокойно и невозмутимо, даже когда мы натолкнулись на шторм над Кливлендом. Она вязала всю дорогу — она заканчивает какие-то салфетки для своей невестки, знаете, и…

— Я не хочу знать! — застонал Бенсон. — Это просто ужасно! Сондерс, что мы будем делать?

Джо Сондерс пожал плечами.

— Нам придется отговорить ее от этого, — сказал он. — Я не возьму ни одну старую леди в космический полет. Да ведь ей уже за шестьдесят! Можете ли вы представить, как мы сидим в каюте по десять дней в каждую сторону, наблюдая, как она вяжет свои салфетки?

— Мы отговорим ее от этого, — сказал я. — Предложите ей денежное вознаграждение, что-то в этом роде. Отдайте поездку второму участнику.

— Верно, — согласился мистер Бенсон. — Как только она узнает, во что ввязалась, она согласится взять наличные.

Но у бабушки Перкинс были другие мысли.

Мы рассказали ей об опасностях поездки той же ночью, и это ее нисколько не смутило. Мы даже провели ее на ракету и показали каюты — тесные маленькие помещения.

— Почему, я думаю, что все просто прекрасно, — сказала она нам. — Видели бы вы ферму до того как умер Гомер! Не то, чтобы я была привязана к этому, но у нас не было даже такой мебели, не говоря уже обо всех этих приспособлениях. Для чего эти ремни?

Джо Сондерс рассказал ей о ремнях. Он объяснил о взлете и давлении в 10 G. Он продолжал описывать, как корабль находился в свободном падении в течение девяти дней туда и обратно.

— Звучит очень интересно, — сказала бабушка Перкинс. — Я никогда не испытывала головокружения. Однажды на Ярмарке я прокатилась на Колесе Обозрения, и мне так понравилось, что я повторила. Гомер, он думал, что двадцать центов — это куча денег, но…

— Пятьдесят тысяч долларов, наличными! — сказал мистер Бенсон. — Я забыл вам рассказать об этом, не так ли? Если вы не отправитесь в путешествие, есть альтернативный приз в пятьдесят тысяч. Без каких-либо налогов.

Бабушка Перкинс засмеялась.

— Ради бога, — сказала она. — Мне не нужны деньги. В моем возрасте, что мне делать с деньгами? Важен лишь опыт, я всегда говорю. Просто положите эти деньги в банк, молодой человек. Никогда не скажешь наперед, когда они могут понадобиться.

— Опасно, — сказал Джо Сондерс. — Очень опасно. И женщина вашего возраста…

— Моего возраста? Мне всего шестьдесят три года, и я ни дня не болела в своей жизни. Не считая дней, когда я рожала Марту и Гомера-младшего, конечно. Вы просто спросите доктора, он скажет вам, насколько я активная.

— Именно это мы и собираемся сделать, — сказал ей Джо Сондерс. — Вам придется пройти полное медицинское обследование. Мы, конечно же, не можем рисковать взять вас без разрешения медиков.

— Я в лучшей форме, чем вы, молодой человек, — сказала бабушка Перкинс. — Вот увидите.

Так и поступили. Первый специалист не смог найти ничего плохого, как и второй, и третий не смогли. К тому времени вокруг этого дела разгоралась шумиха.

— Похоже, мы застряли! — Бенсон простонал, когда рассказал мне о результатах.

— Застряли? — вскричал я. — Посмотрите на эти заголовки! Я говорю вам, мы не смогли бы сделать лучший выбор, даже если бы все распланировали. Идея типичной американской бабушки, совершающей космический полет, просто идеальна. Вы видели редакционные статьи? Все эти вещи о молодежи и возрасте, и о бабушке Моисее, и о духе пионера? Мы не застряли!

— Нет. — Джо Сондерс вздохнул. — Не вы. Но я!

И он был.

Конечно, все, что я знаю о полете, это то, что он рассказал мне в номере отеля после банкета. Но этого было достаточно. Девятнадцать мужчин в ракете, они выдержали давление 10 G, а затем плавали вокруг или ходили с грузом, висели на ремнях, укрепленных на бортах и на потолке, в течение девяти дней. Девятнадцать мужчин и бабушка Перкинс.

Бабушка Перкинс не ходила и не висела. После того, как она привыкла к новым ощущениям, она провела большую часть своего времени на плаву. Джо сказал, что было ужасно видеть, как она плывет по каюте, продолжая вязать, не пропуская ни стежка.

— Нужно закончить эти салфетки, прежде чем мы вернемся, — сказала она. — Я пообещала. — А потом она выглянула в иллюминатор. — Где мы сейчас?

Я предполагаю, что она сводила мужчин с ума своими вопросами. Девятнадцать ученых и технологов, запертых в космосе с одной маленькой пожилой женщиной, и ни единой возможности убежать.

«Что это там за ерунда?» и «Сколько бензина, по вашему мнению, нужно для того, чтобы все это работало?» и «Что случилось с голубым небом?»

Они, конечно, отвечали ей, и это то, что выводило их из себя, — потому что она не могла поверить им. Было очевидно, что она не имеет ни малейшего представления о том, как работает ракета и почему. Сондерс попытался дать ей краткий курс элементарных законов физики и астрономии и трудностей, связанных с выходом в космос. Он пытался поразить ее необъятностью Космоса и важностью самого полета. Но бабушку Перкинс это все не очень впечатлило.

— Мне кажется, вы могли бы придумать, как заставить двигатель работать тише, — она шмыгнула носом. — Звучит так же, как электромотор Гомера для насоса. Всякий раз, как он выходит из строя, я имею в виду. На нем есть некое приспособление, и я должна касаться его рукой, чтобы успокоить, иначе вода просто перельется. Мне кажется, вы могли бы поставить глушитель или что-то еще на этот мотор.

— Это не мотор, — сказал ей Сондерс. — Это космический двигатель.

И он снова стал ей все объяснять, пока она не кивнула и не уплыла, слегка улыбаясь над своей салфеткой.

Так продолжалось девять дней. Девять дней, когда мужчины не осмеливались ругаться или даже ворчать. Не то, чтобы у них было много шансов вставить словечко. Бабушка Перкинс была заинтересована в разговоре. Она говорила о своих внуках, о рационах: «Вы называете это приготовлением пищи? Почему, на моей старой дровяной печи у меня дома получалось лучше!» — и о