Современный зарубежный детектив-7. Компиляция. Книги 1-19 - Ребекка Занетти

Я вдруг понимаю, что уставилась в пол, погрузившись в размышления, а волонтер трогает меня за плечо. Я рывком возвращаюсь к действительности.

– Музыка перестала играть. Что-то не так со звуком – кажется, короткое замыкание. Они спрашивают, что делать, – тихо произносит девушка.

Я и не заметила, что Тони Беннетт замолчал. В другом конце зала я вижу Гранта. Его задача – обхаживать гостей. Он стоит, положив руку на плечо одному из крупнейших спонсоров, и указывает на строчку в винной карте. Прерываясь, он смотрит на меня и поднимает брови, явно спрашивая, не требуется ли помощь. Я вижу официанта, копающегося в клубке проводов и кабелей в попытке разобраться с проблемой. Он едва перерос подростковый возраст, одет в футболку с принтом «Подземелья и драконы», на губах пирсинг, но выглядит он как человек, знающий толк в музыкальном оборудовании, поэтому я предоставляю ему разбираться дальше и быстро прохожу к пианино.

По понедельникам и средам, когда после ужина в ресторане выступают певцы, здесь всегда многолюдно, поэтому на пианино лежит массивная папка с нотами. Я открываю ее, выбираю «Wonderful Tonight» Эрика Клэптона и начинаю играть, заполняя тишину. Несколько человек хлопают, как будто я спасла положение. Грант удивленно улыбается и поднимает большой палец вверх. Примерно через час, пока я играла песни группы «Righteous Brothers» и Элтона Джона, официант налаживает звук – как раз к тому времени, когда многие гости забирают вещи и неторопливо прощаются, направляясь к выходу.

Я благодарю волонтеров и вручаю им пакетики с небольшими подарками за помощь. Ко мне подходит Грант с фирменным блюдом – ризотто с помидорами – и жестом приглашает за столик.

– Мадам, вы устроили потрясающий прием и ни разу за весь вечер не присели. Прошу.

Он указывает на стул.

– Ох, Грант. Да ничего особенного я не сделала. Это моя работа. И мне она нравится, – совершенно искренне отвечаю я.

– Ты наверняка умираешь с голода, давай поедим. Хотя бы это я могу для тебя сделать.

И вот, после того как ресторан покидает последняя пара, мы садимся и едим теплый хрустящий хлеб с оливковым маслом и тертым пармезаном, восхитительное ризотто и обильно запиваем все это красным вином. Для меня Грант всегда был приложением к Пейдж. Он редко бывал дома, управляя многочисленными ресторанами, даже когда еще жил с ней, поэтому по утрам за кофе в саду и по вечерам за просмотром кино он обычно не присутствовал. А теперь он кажется совсем не таким, каким я его представляла.

Возможно, я считаю, что все мужчины похожи на Финна: эмоционально закрытые, часто отстраненные, с блуждающим взглядом и склонностью подкалывать людей при любой возможности. Раньше я считала это восхитительным. Финн успешен и уверен в себе, но его потребность быть правым и всегда иметь наготове ответ или какую-нибудь байку говорят о трещине в его броне, и, по крайней мере для меня, очевидна его незащищенность. Мне понравилась его уязвимость, о которой он и не подозревал. Другие качества были не такими очаровательными, но они развивались медленно и настигли меня внезапно – или мне так кажется. Если Финн был таким всегда, значит, меня просто ослепила любовь.

Но Грант, похоже… даже не знаю… слушает, не глядя в телефон, и не пытается обесценить все, что я говорю, какой-то более интересной историей из собственной жизни. Это очень… неожиданно. Я уже много лет не сидела вот так наедине с мужчиной, не считая мужа. Наверное, с тех пор как познакомилась с Финном. Если честно, это кажется даже немного предосудительным. Но почему? Грант разошелся с женой, а я, по сути, наняла подругу, чтобы поймать собственного мужа на измене. Я же имею право получить удовольствие от общения? Я не делаю ничего плохого.

– Почему я раньше не знал, что ты играешь на пианино? – спрашивает Грант.

– В детстве я брала уроки, а потом немного занималась музыкой в колледже. В последнее время я редко играю, но…

– Новый год, четыре года назад? – прерывает он.

– Хм…

Я уже хочу спросить, о чем он.

– Вы тогда устроили новогоднюю вечеринку у себя дома, и ты сыграла «Auld Lang Syne» на маленьком синтезаторе Мии, как только часы по телевизору показали полночь.

– Да, точно, – со смехом соглашаюсь я.

– То есть я знал, что ты играешь. Как я мог такое забыть?

– Точно. Тогда, наверное, мне нужно оскорбиться. Это же было великолепное исполнение! – улыбаюсь я, вспоминая, как двумя пальцами выстукивала неуклюжую мелодию и подпевала ей под металлический электронный гул.

Странно, насколько Грант кажется знакомым и в то же время далеким. Наверное, если я столько всего знаю о нем от Пейдж, например, что он спит на расстеленном на полу матрасе в квартире прямо над рестораном, потому что отказывается покупать мебель и обустраиваться как дома, то она, вероятно, рассказала ему мои секреты, и мы, скорее всего, знаем друг друга в этом разделенном одиночестве гораздо лучше, чем кажется.

Я знаю, как он с рыданиями пытался приподнять безжизненное тело Калеба в гробу, чтобы обнять его. Меня там не было, потому что они устроили скромные похороны в кругу семьи, в нескольких часах езды к северу, где жили бабушка и дедушка Калеба, но я не могу выбросить этот образ из головы. Я также знаю, что похоронную церемонию отложили, потому что Грант упал в обморок от горя и едва сумел войти в часовню. Я знаю, что Пейдж отвергала его, пока он не переехал с дивана в комнату для гостей, а теперь в эту квартирку над рестораном, а он все больше съеживается и каждый вечер сидит там один. Она сказала мне, что хотела бы остановиться, не отнимать то единственное, что у него осталось – себя саму. Но не смогла. Тем не менее каким-то образом, в отличие от нее, Грант каждое утро выходит в мир, и никто из посторонних никогда не узнает, какое отчаяние терзает его. Думаю, и мне не следует знать.

Не важно, что Пейдж рассказала ему обо мне, мои проблемы кажутся жалкими по сравнению с тем, через что прошел он. Однако кое-что меня смущает: Грант может знать, что у меня не было секса уже несколько месяцев, или что по ночам, когда все спят, я на заднем дворе ем печенье «Орео», которое достаю из тайника в бардачке. Или как набросилась на ту женщину, решив, будто у Финна с ней роман, и не могу представить одиночества ужаснее,