Рассказы - Роберт Альберт Блох

— Решено большинством голосов, — твердо заявил Мыслитель. — Ты, Сэм, конечно, можешь остаться… вот только, боюсь, расплачиваться с Тарантино придется тебе одному.

— Ага. Нашли дурака! — хмыкнул он. — Я в деле, однозначно.

— Конечно, потребуется подготовка. — Никогда в жизни Мыслитель не выглядел таким взволнованным. — Это я беру на себя. Потребуется куча книг по истории — все, какие только найдутся. Профессор, ходить в библиотеку и по книжным по понятным причинам будете вы. Всю стоимость книг, если что-то потребуется докупить, вычитайте из своего долга. Итак, нам нужны биографии Франклина, Джефферсона, Томсона и Хэнкока. Их портреты, повадки, стиль. Нужны точные исторические сведения — желательно восстановить день буквально по минутам, чтобы не просчитаться со временем прибытия. Как я помню, оптимально будет прибыть рано утром. Они обсуждали Декларацию перед Конгрессом едва ли не всю ночь. Если мы застигнем их врасплох пораньше, мы будем иметь дело лишь с четырьмя испуганными мужчинами — не с оравой их личной охраны.

— Вот только как мы сойдем за матерых политиканов, Коцвинкл? — не без ехидцы в голосе спросил Сэмми. — Мы, сам понимаешь, парни простые.

— Ерунда, — отмахнулся Мыслитель. — На первых порах вас буду выгораживать я. Я лыс и комплекцией смахиваю на Бенджи Франклина. Я обладаю достаточными знаниями и культурой речи. Франклин, так или иначе, был главный в связке. А вас пообтешем в процессе. Парики, одежда — все будет снято с настоящих отцов-основателей, а уж гримом нас обеспечит проф — сейчас все эти штуки вроде искусственных бородавок или пудры конкретного цвета может достать любой ребенок. Об остальном не волнуйтесь. В конце концов, каков он — хороший политик? Простой мошенник, научившийся целовать младенцев.

— Но нам-то в то утро не младенцев придется целовать! — вспылил Сэмми. — Я ведь не такой тупица, как вы, наверное, тоже кое-что читал! Те четверо парней всяко показали себя — произносили речи, уламывали весь Конгресс поставить подписи, все такое прочее. Они знали там всех, и все там знали их. Как мы впишемся? Как сможем повторить все то, что сделали они?

— В этом-то и суть. — Мыслитель Коцвинкл торжествовал. — Мм не обязаны делать все то, что сделали они! Вернувшись в прошлое и избавившись от настоящей четверки основателей, мы получим полную свободу действий! Мы будем писать историю по-новому! В конце концов, у нас есть ваши стволы, а они-то всяко совершеннее тогдашних кремниевых пугачей! Хвала Богам, военная промышленность в наше время шагнула далеко вперед. Ну? Теперь понимаешь?

Гут профессор Коббет, о котором все успели позабыть, робко откашлялся.

— Джентльмены, — мягко сказал он, — наверное, вы не понимаете, какую ошибку совершаете. Кроме того, у меня достаточно патриотических чувств, чтобы отказаться от соучастия в вашем преступлении — и даже попробовать ему воспрепятствовать. Нельзя осквернять нашу историю! Ладно, сейчас я буду говорить даже не как патриот, а как ученый. Слишком много случайных факторов задействовано. Слишком большая вероятность просчета, роковой ошибки и возникновения непоправимых аномалий на всем пути следования машины времени. Нет, нет, — он напустил на себя гордый вид, — делайте, что хотите, а я вот не собираюсь вам помогать.

— Но послушайте, профессор Коббет, — мягко сказал Коцвинкл. — Вы и так уже в последние дни мне много чего объяснили. А я отнюдь не дурак — и не такой законченный гуманитарий, коим вы меня, несомненно, мните. Я смогу запустить эту машину и сам. Конечно, риск по расчетам останется, но разве пьют шампанское те, кто не рискуют? А вот сможете ли вы запустить машину и закончить расчеты без, скажем, пальцев левой руки, — Мыслитель незаметно подмигнул Мэшу, и Мэш ухмыльнулся, — это, знаете ли, тот еще вопрос…

Последняя краска сползла с лица Коббета, сделав профа похожим на призрака.

Понятное дело, он не смог помешать им.

— Мыслитель, старый дуралей! — возопил Мэш, оглядываясь. — У нас таки получилось!

Само перемещение во времени не отложилось в памяти Сэмми. Темнота и вспышки света в темноте, отскакивающие от каких-то белых закрученных линий, выпрыгивавших на них из мрака. И — сильное головокружение пополам с тошнотой. А потом — бац! — и вот они уже не на лужайке за домом профа, а в поле, заросшем пшеницей — под огромным, раскинувшимся до самого горизонта, звездным небом.

Сэмми осторожно втянул воздух — и понял, что Мэш был, похоже, прав. Воздух был какой-то неуловимо другой. Непривычный, чуждый.

Но дышать им было можно — и это было главное.

Все остальное упиралось в сугубо технические моменты.

Ориентируясь по карге, начерченной Мыслителем Коцвинклом, они без труда нашли Индепенденс-холл — такой, каким он еще был в прошлом.

Без труда пробрались с торцов внутрь.

И выполнили грязную работу.

Ни один из тех предметов, что лежали в заготовленной в будущем сумке Мыслителя Коцвинкла — хлороформ, лоскуты ткани, веревка, дубинка из обрезка трубы, набор отмычек, — не остался без работы.

Четыре тела простерлись на полу. Кто-то еще трепыхался, но Мэш работал своей дубинкой споро, и вскоре все это движение и трепыхание улеглось. Использовать ее порекомендовал, опять же, Мыслитель — сославшись на то, что выстрелы в ночи, да еще и в обители отцов-основателей, могут привлечь нежелательное внимание.

Они облачились в загодя снятые с них одежды и парики. Втиснули ноги в старомодную неудобную обувь.

— Ну дела, — выдохнул Мэш, закончив свое переоблачение. — Я своими руками шлепнул старика Франклина. Эх, видели бы меня сейчас мамка с папкой… А говорили еще — ни на что не сгожусь…

— Потом собой погордишься, — одернул его Мыслитель. — Сейчас надо готовиться к парадному выходу.

И они засели за подготовку.

Изменение текста Декларации было идеей Мыслителя.

— Кое-что в этой бумажке явно стоит улучшить, — сообщил он. — Например, я планирую совершенно точно оговорить порядок нашего общего казначейства. Интересно, проф там, у себя, почувствует изменения? Или все-таки он со своим настоящим останется в первозданном виде? Пока я что-то не вижу отличий этого прошлого от нашего с вами.

— Кто знает, — пожал плечами Сэмми. — Надеюсь, золотка-то нам завезут.

— Ты, кстати, тренируй свой кашель. У тебя ларингит, не забыл?

— Не забыл, спокойно. Сколько у нас еще времени? — Он глянул на часы. — Уже за восемь, по идее, так какого черта… Эй! Мыслитель! Они почему-то встали. — Сэмми повернул часы циферблатом к будущим отцам-основателям. — Вот, видите. Говорят — полвосьмого. Но быть такого не может. Я еще когда на них глянул, помнишь? Они столько же показывали.

— Ну-ка, дай я выгляну на улицу. —