Когда мы были непобедимы - Мария Орунья

– А глаза?

– А что с глазами?

– Вы не помните, у Лео глаза были открыты?

– Нет-нет, точно закрыты. Я эту сцену никогда не забуду, как и крики Пилар.

– Она, судя по всему, очень разнервничалась.

– Да, впрочем, она уже несколько недель на взводе.

– Почему?

– Так я же говорил – ей кажется, что по дому кто-то бродит, какие-то звуки, да и вообще что-то странное творится.

– И кто тут бродит, по ее мнению? Привидения?

– Я не знаю, как это назвать. Привидения, духи, души.

– И часто она это замечала? В смысле, часто что-то такое происходило?

– Да нет. Иногда по нескольку дней было тихо, но в последнее время эти потусторонние гости зачастили.

– И вы тоже это все ощущаете, я не ошиблась? – недоверчиво спросила Валентина.

– Я понимаю, что звучит как бред. Я и сам сомневаюсь, и ясно же, что в старинном особняке легко себя самого убедить, что это дом с привидениями. Но пару дней назад я слышал музыку и увидел фигуру прямо вот здесь. – Грин указал на оранжерею.

– Охренеть, еще и с музыкальным сопровождением, – восхитился Сабадель. – Прямо “Битлджус”!

– Сабадель! – взорвалась Валентина.

Она считала, что хотя их отношения с младшим лейтенантом и наладились, он этими своими выходками пытался подорвать ее авторитет. Сабадель никак не мог смириться с тем, что им командует женщина. Придется по возвращении в Управление провести с ним беседу, напомнить, кто тут босс. Главное, не слишком заводиться. Хотя после того, как Валентина в последний раз повысила голос, даже капитан Карусо притих в ее обществе.

– Лейтенант, – принялся оправдываться Сабадель, – вы уж простите, но это же полная ахинея. Привидения под музыку!

Карлос Грин улыбнулся:

– Я толком не понял, о чем вы, но это вроде фильм такой, да?

– Ну да, и Майкл Китон в роли полтергейста. Ладно, простите, неудачно пошутил, – фыркнул Сабадель.

– Я вас понимаю. Я и сам в это все не верю, честное слово. Но с тех пор, как я здесь… Что-то тут точно творится. Одежда оказывается не там, куда ее положили. В окне мелькает свет, ты идешь в комнату, а там темень. Два дня назад я видел фигуру. – Грин снова показал на оранжерею. – Я не знаю, может, это игра теней…

– А музыка, – вмешался Ривейро, – не мог старый автомат заиграть? Вы же сказали, что он сам по себе иногда включался при вас?

Грин потер лицо.

– Слушайте, я не знаю. Может, и автомат.

Валентине стало его жалко.

– Сеньор Грин, я защитила диссертацию по судебной психологии. В состоянии стресса или усталости нам кажется, будто мы видим…

– Да нет же, – перебил он. – Сплю я хорошо, стресса у меня нет, я не из мнительных, меня трудно впечатлить. Я вам больше скажу, я атеист. Я вообще ни во что не верю! Но от ощущения, что в этом доме кто-то или что-то ходит за мной по пятам, я отделаться не могу.

– Понятно. – Валентина изо всех сил старалась говорить нейтрально, не дать прорваться в голос недоверию. – Сеньор Грин, простите мою бестактность, но не могу не спросить. Ваше появление здесь тоже вызывает вопросы. Вы приехали на все лето, один… Не могли бы вы объяснить…

– Зачем я здесь? – закончил он за нее.

– Да. Чем вы тут занимаетесь и почему не съедете из этого огромного дворца, если и правда, по вашим же словам, тут творится что-то странное и вызывающее у вас дискомфорт.

– Все просто. Я много лет не бывал в Суансесе, но, получив Кинту-дель-Амо в наследство от бабушки, решил навестить городок моей юности в последний раз. Я планирую продать особняк. Адвокатское бюро уже закончило оценку самого дома, осталось провести инвентаризацию и оценку обстановки.

– Но вам для этого не надо было приезжать из Калифорнии. У вас явно достаточно средств, чтобы нанять для этого специальных людей, – возразила Валентина, внимательно следя за Грином.

Он улыбнулся.

– И правда. Я приехал, так сказать, попрощаться. Моя бабушка любила этот дом, а я любил ее. К тому же я писатель… Вот и захотелось провести тут лето, дописать роман. Ничего необычного. Писатели часто уединяются в отелях где-нибудь в глуши, а то и в монастыре. Полностью спрятаться от внешних раздражителей нельзя, но когда ты погружен в мир на бумаге, то не стоит отвлекаться, иначе никогда не закончишь работу. К тому же я пишу про Суансес.

– Ух ты, действие вашего романа происходит здесь? – заинтересовался Ривейро.

– Именно так, – подтвердил Грин.

– У вас там и привидения есть? – невинным тоном вопросил Сабадель.

– Никаких привидений, только лето, море, каникулы. Моя юность, словом. Собирался написать историю о сёрферах, а в итоге получается история про любовь. – Калифорниец усмехнулся.

Валентина помолчала. Все-таки ничего, кроме закрытых глаз, не указывало на насильственную смерть садовника. У нее зазвонил телефон.

– Редондо, – ответила она, – слушаю. Вы закончили? Уже здесь? Хорошо, приводите. Мы тут в комнате за кухней. Сеньор Грин, – обратилась Валентина к хозяину, – вашей домработнице, кажется, лучше. Мои коллеги привезли ее, они сейчас у входа. Вы не против, если мы опросим ее здесь?

– Никаких проблем, опрашивайте, где вам удобнее. Я, пожалуй, оставлю вас наедине.

– Да, будьте добры.

– Буду у себя в комнате. Дайте знать, когда закончите. Если захотите, я потом могу устроить вам экскурсию по кинте.

От такого предложения Валентина не могла отказаться. Даже если Карлос Грин к чему-то причастен, вел он себя так, будто скрывать ему нечего.

– Конечно. Мне бы хотелось убедиться, что во дворце все в порядке, раз вы заметили, что… что тут кто-то завелся.

Карлос улыбнулся. Он поднялся, и только теперь Валентина заметила, что он слегка прихрамывает на правую ногу. Они услышали, как в коридоре Грин встретил прибывших и спросил Пилар, как она себя чувствует. Ответа прислуги они не услышали.

– Сабадель, чтобы на этот раз никаких фокусов, – строго сказала Валентина.

– Лейтенант, да я просто хотел разрядить обстановку. Ясно же, что садовник своей смертью помер.

– Сабадель, еще раз: забудь про “Сияние” и “Битлджус”… Ты бы еще “Ведьм из Сугаррамурди” вспомнил. Держи себя в руках. – Валентина повернулась к Ривейро: – А ты-то чего смеешься?

– Как чего, – в притворном удивлении переспросил Ривейро. – У нас тут писатель-отшельник в огромном особняке, уборщица-истеричка, садовник-инфарктник, по оранжерее бродят привидения и музыка сама включается… Ох, и почему я в августе отпуск не взял!

Валентина тоже рассмеялась. И правда – в августе обычно ничего