Цепная реакция - Дмитрий Николаевич Поляков-Катин

огня в камине плясали на точёном профиле Арденне. Казалось, он мучительно ищет слова, чтобы выразить что-то большое, невыразимое. Наконец он обратил к замершему у него за спиной Блюму свое породистое, красивое лицо, не выражавшее никаких чувств, и произнес — осмысленно, четко, как он умел говорить в минуту предельного напряжения сил:

—Вот что, Оскар, ты передай своим друзьям — я хочу с ними встретиться. И скажи: я буду работать с русскими, если они гарантируют мне равноценные условия. Мне и моим сотрудникам, включая их семьи. Вся лаборатория Лихтерфельде должна быть перевезена целиком, без изъятий. Также мое имущество, вплоть до наград фюрера, останется со мной. Кроме того, охране СС, нашей охране, должна быть обеспечена неприкосновенность. Еще скажи, что я рассчитываю на совместную работу, поскольку в меру своих возможностей желаю способствовать созданию атомного противовеса. Это не чувство вины, нет. Это — уверенность, что ядерное оружие не должно оказаться в одних руках. То, как легко англичане и американцы жгут наши города, убеждает меня, что, получив бомбу, они немедленно ее применят там, где пожелают. Только страх равноценного возмездия способен их удержать. Вот так, Оскар. Вот так. И не думай, что ты сломил меня этими документами… хотя, конечно…

Он опять взял фотографию, посмотрел на нее и бросил в камин. Покачал головой:

—Невероятно… А ведь кое-кого я даже знаю.

«Отзыв И.В. Курчатова на материал, основанный на донесении Рихтера, «О работе над немецкой атомной бомбой», поступивший от 1-го Управления НКГБ — МГБ СССР. 21 марта 1945 г. Совершенно секретно (Особой важности).

Материал представляет исключительную ценность. Он содержит описание конструкции немецкой атомной бомбы, предназначенной к транспортировке на ракетном двигателе типа «Фау». Все детали конструкции вполне правдоподобны. (…) Желательно получить дополнительные сведения о ходе опытов, которые бы помогли уяснить положение, и образцы урана-235. (…) Еще более важно было бы знать подробности о процессе извлечения урана-235 из обычного урана».

Аскона, Лаго-Mаджоре, имение Геро фон Шульце-Геверница,

21 марта

Даллес приехал в Аскону вечером 18 марта в сопровождении водителя и своего советника Гвидо Леверхази. На ночь он остановился в небольшом, довольно паршивом отеле «Эльвециа», высокие окна которого с зелеными ставнями выходили прямо на озеро. Это был осознанный выбор. Даллес отдавал себе отчет, что о его пребывании в отеле станет известно не одной только швейцарской службе безопасности и о назначенных на другой день переговорах с Вольфом будут судачить на каждом углу. Важно было другое: никому не придет в голову, что еще через день там же пройдет другая, более взрывоопасная встреча, в другом составе, с другими ставками. По замыслу, Вольф должен был прикрыть собой урановую сделку.

В стоявшую на берегу озера Лаго-Маджоре виллу зятя Геверница, скрытую в тени каштанов, Карл Вольф прибыл около полудня, когда Даллес, сдернув из-за во́рота салфетку, завершил свой второй завтрак. Вольфа вместе с его адъютантом штурмбаннфюрером Веннером и офицером разведотдела штаба СС в Генуе гауптштурмфюрером Циммером на сей раз сопровождали профессор Гусман, сотрудник разведки швейцарского Генерального штаба майор Вайбель и барон Парилли, камергер папы римского, бойкий тенор которого был слышен уже с улицы. Всем им предложили погулять в саду, наслаждаясь видом сверкающих под солнечными лучами Южных Альп, в то время как Вольф уединился с Даллесом и Геверницем в гостиной приозерной виллы.

Конечно, если бы переговоры увенчались капитуляцией вермахта в Италии, миссия Даллеса могла бы считаться сверхуспешной, однако новость, с которой явился Вольф, не внушала больших надежд: Кессельринг, якобы согласившийся подумать над прекращением сопротивления, внезапно был назначен командовать Западным фронтом вместо Рундштедта, а место главнокомандующего в Италии занял генерал-полковник фон Витингоф, малознакомый Вольфу аристократ балтийского происхождения. Пока Вольф убеждал собеседников в своей способности добраться до Кессельринга, добиться от него согласия на капитуляцию и склонить Витингофа подчиниться решению вышестоящей инстанции, из сада то и дело доносился жизнерадостный смех Парилли. Дабы сохранить хорошую мину, Вольфу дали поговорить с двумя генералами — американцем Лемницером и англичанином Эйри, которых представили военными советниками, однако привкус бессмысленности новых шагов в этом направлении проявлялся все отчетливее, оттого послеобеденное расставание было особенно сердечным, полным пожеланий и обещаний, исполнить которые не представлялось возможным.

Перед тем как откланяться, Парилли удержал возле себя Даллеса. Задрав подбородок на двухметрового шефа бернского УСС, неунывающий итальянец рассказал тому коротенький анекдот: «Когда вы видите зелёный самолёт — это американские ВВС, когда вы видите коричневый самолёт — это британские ВВС, когда вы не видите ни одного самолёта — это люфтваффе» — сам посмеялся до слез, а потом, приподнявшись на цыпочки, тихо сказал: «Хочу передать благодарность нашего pontifex maximus за ваше сотрудничество со Святым Престолом. Мы предоставим все свои возможности для воплощения высоких целей милосердия после ужасной войны. Но сотрудничество будет более плодотворным, когда мы осознаем, что гуманные помыслы наших друзей всецело совпадают с помыслами Матери Церкви». Даллес охотно кивнул и заверил, что никаких тайн от Ватикана у американских друзей не было и нет. «Вот и прекрасно, — просиял Парилли. — Я так и сказал понтифику во время нашей встречи. Именно поэтому мы нашли горячий отклик в сердцах истинных католиков по всему миру, таких, например, как сеньор Лофгрен, который вам хорошо известен. Я непременно передам папе ваши добрые пожелания».

Парилли горячо сжал расслабленную ладонь Даллеса обеими руками и поспешил вслед депутации Вольфа.

Подошел Геверниц со стаканом виски, в котором плавали кусочки льда. Посмотрел на покидающих поместье гостей и спросил: «О чем он говорил?» Даллес выбил трубку о каблук и вздохнул: «Крысиные тропы вопиют».

В Локарно Хартман приехал, когда на город спустились сумерки. Не обращая внимания на красоты вокруг, он бросил свой «фиат» на стоянке в порту и пешком добрался до крошечного отеля в глубине города на виа Босси, где жили простолюдины, развешивавшие белье прямо поперек улиц. Вопреки требованиям властей, хозяин отеля, бывший матрос со шкиперской бородой и серьгой в ухе, не настаивал на том, чтобы при заселении постояльцы предъявляли паспорта, на глаз определяя, от кого можно ждать неприятностей, а кто сам избегает встреч с полицией. Стоило Хартману щекой коснуться подушки, как он провалился в глубокий сон.

Бриться пришлось под холодной водой — горячей в гостинице не было. Хартман заплатил за номер еще на два дня, забрал все свои вещи и покинул отель. До Асконы он доехал на автобусе за двадцать минут. Там, на набережной, под лучами ласкового весеннего солнца, он