Рассказы - Роберт Альберт Блох

понял. Они послали меня сюда, чтобы подбодрить тебя. Но я ощущаю больше, как вопящий ад изливается из тебя. Этот полудраматический удар смешон. Ты достаточно умен, чтобы понимать, с тобой все в порядке, это всего лишь нервное напряжение. Ты в напряжении из-за этой вынужденной изоляции. Но это не повод лезть на стены. Так что давай больше не будем говорить о кнопках.

— Хорошо. Но тогда нам не о чем больше говорить. Разве ты не видишь, для человека на моем месте нет ничего более важного?

Возможно, он был готов сломаться, но ему бы не дали эти пять звезд просто так. Он знал, что к чему.

Но они послали меня сюда, чтобы отвлечь его, и должен был быть какой-то путь.

Я подошел к книжному шкафу.

— Все еще читаешь детективные истории, а? — Наклонившись, я просмотрел названия. — Но это все невыдуманные истории! Вертрам, Линднер, Пирсон. Я вижу, что у тебя есть старая антология Барнарда «Убийца блудниц».

— Джек Потрошитель, — сказал он. — Ты написал историю о нем однажды.

— Кто не писал? — пожал я плечами. — Это тот случай, который заинтриговывает большинство авторов. У каждого есть своя теория.

— И у меня. — Он постучал по столу. — Вот почему я попросил этот тип материала для чтения. Находясь здесь, у меня было много времени, чтобы подумать об убийстве.

Теперь в его голосе звучало воодушевление, и я начал внимательно слушать.

— Мне не нужно ничего рассказывать тебе о Потрошителе. Его опознали как монстра, маньяка, медика; моряка, мясника, иностранца, женщину. Но я думаю, что я первый, кто узнал, кем он был на самом деле. Символом. Джек Потрошитель был человеком, который убил эпоху.

Это был викторианский век, и его действительно убил Джек Потрошитель. Эпоху лицемерия, фиктивного благородства, слезливой морали. Когда Потрошитель поднялся, чтобы проложить себе путь к славе, викторианская эпоха была обречена.

Новый дух научного исследования был в воздухе. Часть мнимого уже обнажена. Затем появился Потрошитель — в Лондоне, самой столице викторианского мира. Он вышел из тьмы — тьмы, в которой настоящие викторианцы похоронили все свои пороки. Его жертвами, как ни странно, были проститутки, само существование которых не признавалось в этом благочестивом, уважаемом веке. Но Потрошитель обратил на них внимание, когда работал с оружием новой науки — ярким, блестящим скальпелем. Рассекая проституток, он рассекал весь зараженный труп викторианской морали. Джек Потрошитель убил свой век. Его приход был символом перемен.

Я тихо присвистнул.

— Может быть, в этом что-то есть, Сэм. Другие неизвестные убийцы совершали жестокие преступления, но это тот Потрошитель, которого мы все помним. Может быть, это из-за сложного символизма. Теперь, если ты расширишь свою теорию немного больше…

— У меня она есть, — сказал мне генерал. — Возьми Лиззи Борден.[150] Посмотри на работу топора, который она обрушила на добродетели Новой Англии! К тому времени, когда это дело было закрыто, старые идеи пуританской честности были уже мертвы. Эта нация вступила в новый индустриальный век.

Я говорю тебе, Тойнби[151] и Шпенглер[152] должны были подумать об этом! Ты хочешь знать правду об этом историческом периоде? Не смотри на его героев — изучай его убийц!

Заинтересованы в экономическом крахе Европы в двадцатые годы? Читайте о Ландрю[153] и о немецких мясниках, которые продавали человеческое мясо на открытом рынке. Они прекрасно символизируют то, что произошло. И когда наступила наша Депрессия, у нас был Кливлендский убийца торса[154]. Есть ли лучший способ драматизировать судьбу неимущих в этот период, чем то, что он сделал с бродягами и изгоями, которые были его жертвами?

У сороковых тоже были свои символы. Измученные дети, как Уильям Хайренс[155]. Помнишь, что он нацарапал на стене над телом одной из своих жертв? «Ради бога, остановите меня, прежде чем я убью больше». Прекрасное выражение дилеммы, с которой сталкиваются современные молодые люди на заре атомного века. Мы вложили в его руки оружие, оружие, которое он должен был нести и не мог не использовать. Молодежь не могла его получить, общество не могло его спасти. Теперь, в пятидесятых…

Я кивнул ему.

— Дай угадаю, — сказал я. — Безумный бомбардировщик[156], конечно же.

Он издал резкий звук, который мне было трудно распознать как смешок.

— Это я. Безумный бомбардировщик.

— Погоди-ка минутку. Ты обещал…

— Конечно, я обещал. Я пообещал верхушке, что я буду сидеть здесь в этой маленькой комнате и переживать кризис. Это все так просто. Просто дождитесь сигнала и нажмите кнопку. Мне не нужно запускать ракеты или направлять самолеты. Мне даже не нужно знать, куда они направлены, или видеть, что произойдет, когда они достигнут своих целей. Но я уже знаю ответ. Эта эпоха тоже подходит к концу.

— Пожалуйста, прекрати! Может быть, это время никогда не настанет.

— Время идет.

— Забудь об этом. — Я подошел к нему. — Если бы я был на твоем месте… я бы поработал над этой теорией. Положи все это на бумагу, продумай до конца. Если ты действительно сможешь символизировать конец эпохи в ее главных убийцах, то, возможно, ты сможешь найти новый подход ко всей этой проблеме. Возможно, ты наткнулся на необычный способ получить реальный ответ, который мы все искали. Стоит попробовать, Сэм.

Прозвучал зуммер, и я невольно вздрогнул. Но это был только призыв снизу, говорящий мне, что мое время истекло.

— Мне пора, — сказал я. — Но, пожалуйста, пообещайте мне, что ты поразмыслишь над этой идеей.

— Трудотерапия, а?

— Называй это как хочешь. Но мне будут интересны твои окончательные выводы.

— Хорошо, — вздохнул он. — Когда я все выясняю. Я дам тебе знать.

Через мгновение я ушел. Когда дверь за мной закрылась, он сидел за своим столом, уставившись стеклянными глазами на маленькую черную кнопку на стене.

Я пошел прямо вниз по лестнице, чтобы увидеть человека по имени Фойгт. Он не был офицером, и он не был врачом; официально у него вообще не было должности. Но когда он говорил, все вскакивали.

Я тоже подпрыгнул.

— Расскажи мне о генерале, — сказал он.

И я рассказал. Я рассказал ему все, так же, как выкладываю здесь. Когда я закончил, он нахмурился и кивнул.

— Я боялся этого, — пробормотал он. — То, что ты говоришь, только подтверждает это. Он сломается, как и все остальные.

— Были и другие?

— Естественно. — Фойгт положил ладони на стол и посмотрел на тыльную сторону рук. — Когда мы впервые настроили это сигнальное оповещение, мы поместили рядового охранника в комнате — простой парень. Никто не преуменьшал важность этого задания,