Странные вещи - Эли Браун

– Как угодно, – ответил отец.

Это было очень похоже на отца – он умел представить все так, будто Клевер сама выбрала такую жизнь.

– У хирурга, получившего образование в Праге, могли бы быть вполне платежеспособные пациенты, живи мы чуточку ближе к Нью-Манчестеру, – возразила она. – Или к Брэкенвиду. К любому городу. Мы могли бы каждый день пить свежее молоко и носить новую одежду. И еще в Нью-Манчестере мы бы могли покупать скипидар, и не приходилось бы самим вываривать сосновую смолу. Эта гадость вообще не отстирывается! А ты еще спрашиваешь, почему я платьев не ношу.

Отец хранил молчание, позволяя ей выплеснуть эмоции, но не желая пререкаться. К тому же, если бы Клевер рассчитывала на ответ, ей не следовало бы упоминать Нью-Манчестер. Ничто так не заставляло отца уйти в себя, как разговоры о прошлом. Он похоронил собственную историю, как мертвеца.

Клевер была совсем малышкой, когда они уехали из Нью-Манчестера, и, конечно, ничего не помнила о тех временах. «В городах одни невзгоды», – говаривал Константин. Из-за сильного русского акцента это звучало, как одни нивзходы. На самом деле у невзгод было имя: Минивер Элкин. Клевер знала о своей покойной матери только три вещи: она была собирательницей диковин, входила в общество ученых, изучавших удивительные артефакты, и погибла в результате трагического несчастного случая, о котором отец никогда не распространялся.

Разбитое сердце Константина и было причиной того, что Клевер не довелось ни погулять по улицам Нью-Манчестера, ни посидеть у маминой могилы. Все в один голос говорили, что Константин – доктор с широкой душой. Но только Клевер знала, насколько он замкнут и сдержан. Отцовский высокий, умный лоб был настоящим сейфом, надежно скрывавшим его тайны.

С недавних пор и у Клевер появился собственный секрет, кое-что восхитительное. Не сводя глаз с отцовского затылка, она сунула руку в мешок.

Ух, прямо лед! Она отдернула палец – его обожгло холодом. Приоткрыв мешок пошире, Клевер заглянула внутрь.

На вид это был самый обыкновенный ледяной крюк: железный, загнутый, словно орлиный коготь, с простой ручкой из серого, растрескавшегося дерева. Но Клевер он казался прекрасным, особенно вмятины у основания – от кузнечного молота. Если крюк как следует отчистить, ему даже могло бы найтись место рядом с хирургическими инструментами отца.

На прошлой неделе, собирая грибы, Клевер заметила ледяной крюк среди опавшей листвы. Такими крючьями подцепляли ледяные глыбы, чтобы отвезти в город, где с их помощью неделями сохраняли свежей еду. На озере Саламандра, где жила Клевер, строили только коптильни, а ледников никогда не было. И такого инструмента не было ни у кого из знакомых. Но мало этого – крюк оказался непростым.

Стоило ей коснуться металла, как она сразу поняла – вещь необычная, диковинная. Железо оставалось холодным, хотя полуденное солнце нагрело лежавшие вокруг камни. Клевер не успела по-настоящему изучить находку или порадоваться своей удаче, потому что ее окликнул отец – пора было трогаться в путь к прерии. Случилось это три дня назад, но крюк до сих пор обжигал холодом.

Сомнений не осталось. Ледяной Крюк был диковиной – одним из тех легендарных предметов, которые ее мать собирала, а отец наотрез отказывался обсуждать.

Но он не знал, что Клевер досконально изучила выпуски четвертый, седьмой и двадцать первый Журнала Аномальных Объектов, которые вдова Хеншоу, их домовладелица, прятала в чулане под ковриками и пучками лаванды. Пока старушка дремала у плиты, Клевер листала ломкие страницы и заучивала на память все, что на них было написано.

Ночами она часто лежала без сна, завороженная прочитанным. В Испании имелась Рыболовная Сеть, которая вытаскивала из воды форель полностью приготовленной, с приправами и маслом. Пуговица из южного прибрежного городка Юнипера высвистывала бодрую мелодию всякий раз, как начинался дождь. Рассказ о ней Клевер знала наизусть: