Лида Матвеева - Илья Афроимович Туричин

Когда танки, прочесав ольшаник, выбрались из оврага на деревенскую улицу, Алёша краем глаза заметил на перекрёстке ту самую девчушку. Она стояла прямо на дороге, простоволосая, и махала ему своим пёстрым головным платком. Отчаянная девчонка!

★

Но не один Алёша видел девочку. Заметили её и фашисты. Обер-лейтенант приказал поймать её.

Когда Лиду привели, обер-лейтенант достал из металлического портсигара тоненькую сигарету, хрустнул зажигалкой, закурил.

Лида заметила, как трясутся у него руки.

— Так это ты предупреждала русский танки об наш передвижений?

Девочка молчала.

Обер-лейтенант жадно затянулся несколько раз. Он был рад, что остался жив. Это был такой кошмар, когда танки повернули и ринулись прямо на них! И всё из-за этой девчонки!

— Тебя как называют?

Странные люди эти русские. Такая маленькая и молчит.

— Я спрашивайт: тебя как называют?

Девочка отвернулась и посмотрела куда-то в угол.

— Я буду тебя повешать, — улыбнулся обер-лейтенант и пустил струйку едкого дыма прямо Лиде в лицо.

Девочка поморщилась.

Обер-лейтенант посмотрел в окно. На улице стояла телега, и несколько солдат складывали на неё убитых.

— Я достоправильно знаю, ты русских предупредила. И я буду тебя по-вешать. Тебе не есть страшно?

Девочка шмыгнула носом и вдруг засмеялась тихонько.

От этого смеха обер-лейтенанту стало не по себе.

— Повесить! — крикнул он по-немецки солдатам, которые привели девочку и стояли возле дверей.— И побыстрее!

Солдаты схватили Лиду за руки, вытолкали из избы на улицу и зашагали по дороге: девочка посередине, солдаты по бокам. У одного из них была верёвка, которую он прихватил в избе.

Лида шла по нарезанной кирпичиками дороге. Скоро вся земля покроется такими кирпичиками. Они пойдут, наши танки! Они пойдут на запад и будут идти до тех пор, пока не прогонят с родной земли всех фашистов!

Придорожные берёзы бросали ей под ноги листву. Листва была жёлтой-жёлтой, и на каждом листке были видны тоненькие жилки. Она старалась не ступать на листья, чтобы не помять их и не запачкать.

Самое главное: не показывать виду, что тебе страшно. Пусть фашисты не думают, что тебе страшно. Выше голову!

Возле своей избы стоял Женька, её одноклассник. Они сидели на одной парте. Лицо у Женьки встревоженное.

— Куда тебя?

— Вешать,— сказала Лида и помахала ему рукой.

Женька не поверил.

Солдаты подвели девочку к липе и задрали головы, выбирая сук поудобнее. И она подняла голову и будто впервые увидела эту липу.

Липа была старой, толстой, раскидистой, а листва на ней — почти совсем зелёная. Липа продолжала жить.

Солдат перекинул верёвку через сук. Другой стал завязывать на её конце узел, делать петлю.

Лида следила за движениями грубых перепачканных землёй пальцев. Старалась не думать о том, что они вяжут петлю для неё.

Стало страшно. Стало очень страшно, потому что чужие солдатские лица были спокойны. И пальцы двигались спокойно. Словно вязали не петлю для человека, а обыкновенный узел.

Лида отвела от них взгляд. Посмотрела на деревенскую улицу, на тёмную землю, покрытую пятнышками опавших листьев. В Ленинграде, в парке Ленина на Петроградской стороне, столько бывает в это время листьев, что и земли невидно. Они шуршат, шуршат, словно шепчут тебе о чём-то...

Тот солдат, что вязал петлю, молча подтолкнул девочку к дереву. Набросил петлю на её шею, будто бы примерял. Потом затянул.

Лида закашлялась, руками раздёрнула петлю.

Солдат засмеялся.

«Как страшно умирать. Как хочется жить! Дышать этим синим воздухом, ловить падающие листья, дробить сапожками сверкающие лужи!.., — Она с ненавистью посмотрела на солдат. — Смеётесь? Смейтесь, смейтесь! Уж вы-то не уйдёте с этой земли живыми! Потому что это не ваша земля. Это — наша, моя земля! Ждёте, что заплачу? Не дождётесь. И никогда не узнаете, как мне было страшно. Никогда!»

Она прикусила губу, чтобы не заплакать.

Солдат нахмурился, крикнул что-то другому, и тот изо всей силы потянул за конец верёвки.

У Лиды потемнело в глазах. Она бы крикнула, но петля перехватила горло.

Верёвка сорвалась. Лида чуть не упала.

Солдаты прокричали что-то друг другу и торопливо начали снова тянуть. И снова верёвка сорвалась.

Лида понимала, что умрёт. Но умереть надо было достойно. Чтобы фашисты никогда не узнали, что ей было страшно.

«Мама... Бабушка... Земля... Прощайте!..»

С презрением посмотрела она на солдат. Сказала сквозь зубы:

— Сейчас я вам покажу, как надо.

Встала на огромный валун, что лежал под липой, и, когда натянулась верёвка, прыгнула с него...

И тот фашист, что спокойно вязал петлю и смеялся, вдруг побледнел, схватился за голову и, бормоча «рус, рус!..», бросился бежать.

★

Наступила зима.

Фашистов добивали под Москвой.

Снег укрывал пепелища, засыпал разбитые фашистские пушки, миномёты, мёртвых солдат возле них...

На дорогах снег был нарезан кирпичиками. Здесь прошли краснозвёздные танки. И среди них был танк Алёши Сенцова. Он ворвался в деревню Иваново и остановился на том же перекрёстке, что и тогда, осенью.

Алёша открыл люк и выскочил из машины.

Из избы вышла та же старуха, только она казалась гораздо старее.

— Здравствуйте, бабушка! Вот и мы пришли. Насовсем!

Старуха закивала, задёргала головой. По щекам её текли крупные слёзы.

— Бабуся, девочка тут была в пёстром платке. Она нас осенью спасла. Помните? Когда немцы нас окружили Мне бы повидать её!..

Старуха всё трясла и трясла го ловой.

— Повесили её в одночасье. Вон на той липе повесили, ироды.

— Девочку? — голос Алёши дрогнул.

— Повесили, милую... — старух вдруг села в снег и заголосила, раскачиваясь из стороны в сторону.

Алёша поднял её, спросил осторожно:

— Родня ваша?

— Все мы, сынок, родня нонче, когда беда такая... Бейте их, жгите дотла, дотла!..

— Прощайте, бабуся,— Алёша забрался в танк. И танк, будто поняв хозяина, рванулся вперёд. Но Алёша сдержал его. Круто развернул, подняв снежную пыль. Выглянул из люка.

— А как звали её, бабушка?

— Лидой. Матвеева Лида. Из Ленинграду она. Лида Матвеева.

Танк ушёл, а старуха долго смотрела вслед, и по щекам её всё текли и текли крупные слёзы.

Нелёгкий путь прошёл Алёша, старшина Алексей Сенцов.

Тонул.

Горел.

В госпиталях лежал дважды.

И снова — переправы, бои, сёла, города.

И каждый раз, когда приходилось трудно, Алёша вспоминал девочку из деревни Иваново, ленинградскую пионерку Лиду Матвееву. Как живая, вставала она в солдатской памяти: в резиновых сапожках, заляпанных грязью, в