Барсук - Энтони Макгоуэн

4

Почти вся местность вокруг нашего городка плоская, как сковородка. Поэтому она сплошь засажена пшеницей и всякими другими полезными растениями типа, не знаю, свёклы. Отец говорит, что раньше между полями были живые изгороди, а на полях жили жаворонки, чибисы и прорва других птиц. Но теперь изгороди срыли, так что остались просто ровные поля, на которых попадаются только жирные голуби да тощие грачи.

Однако в одном месте среди ровных полей образовалось что-то вроде небольшой лощины. Так как тракторам и комбайнам в ней делать нечего, вырубать разросшийся в лощине низкорослый лесок никто не стал. Всего-то метров сто в длину и метров, может быть, десять в ширину, этот лесок был единственным в округе островком более-менее дикой природы. Все называли это место Зарошкой. Но я-то думаю, что у него было и другое, настоящее название, которое уже просто никто не помнил.

Иногда из тёмных глубин Зарошки доносился крик совы, а однажды я слышал, как там долбит ствол дятел. Видеть я его ни разу не видел, а жаль, потому что птиц и зверей я всегда очень любил. У меня даже был специальный блокнот, куда я записывал всех птиц, которых видел, но записей в нём накопилось всего ничего, потому что, как я уже говорил, птиц в наших местах не густо.

Очень жалко, что блокнот не сохранился. Мама подарила мне его незадолго до того, как от нас ушла. Но Кенни исчеркал в нём все страницы, и отец его выбросил.

Как-то мы с Кенни устроили себе в Зарошке логово. Тогда у нас обоих были велики, и мы на них быстро до него добирались. Но мой велик кто-то спёр, а свой Кенни решил усовершенствовать. Он разобрал его на мельчайшие детали, но потом, как в той истории с Шалтаем-Болтаем, так и не смог собрать обратно.

Отец, если б взялся, наверняка бы его починил, но… у него было полно своих проблем.

Без великов нам до Зарошки было далековато, поэтому логово мы забросили. Его на самом деле было ничуть не жалко, потому что, если честно, это была фигня, а не логово — так, несколько толстых веток, уложенных концами на упавшее дерево. К тому же оно кишело уховёртками и какими-то чёрными жуками.

— Мы, что ли, в логово идём? — спросил я.

Может, Кенни решил, что мы должны заново его отстроить?

— Ага… Не-а, — ответил он. Поди догадайся, что это значило.

Но тут до меня донёсся собачий лай. Забавно, что по лаю собаки можно сразу понять, большая она или маленькая. Хотя нет, было бы, наверно, куда забавнее, если бы, скажем, услышал ты писклявое тявканье, и тут — раз! — появился здоровенный бугай ростом с пони. Или раздаётся вдруг басовитый лай — прямо не лай, а львиный рык, — а ты видишь, что лает плюгавая шавка размером с зелёную козявку.

На этот раз лаяла, без сомнения, большая собака. И я знал, какая именно. Потом подала голос другая собака, а чуть погодя ещё одна. И уж тут не нужен был никакой чёртов Шерлок Холмс, чтобы понять, что это за собаки и кто нас поджидает.

Я схватил Кенни за руку и заставил посмотреть мне в глаза.

— Кенни, что это значит? — спросил я. — Быстро отвечай.

Но Кенни вывернулся и вприпрыжку понёсся в сторону Зарошки на собачий лай. Его длинные руки и ноги вихлялись и мотались, как стираное бельё на верёвке в ветреный день.

— Надо быстрее, пока не началось, — крикнул он и, споткнувшись, полетел на землю.

Если бы я успел к Кенни, пока он ещё лежал на земле, я бы схватил его и потащил домой. Но я нагнал его только в Зарошке. Хватать и тащить было поздно.

— Кого я вижу! — воскликнул Джезбо. — Это же Кенни Шизик и Ники Педик.

5

Их было трое. Вернее, шестеро, если считать вместе с собаками. Рич и Роб Бишопы были близнецами. Длинные рыжие локоны придавали им некоторое сходство с ангелами, но ничего ангельского в них не было и в помине.

Рич был подлым и злобным. Уже в младших классах он поколачивал других ребят и отбирал у них карманные деньги. И в футбол он играл очень грязно. Прямо на глазах учителя мог сбить с ног любого, кто пытался его обвести или даже просто шёл мимо.

Роб подлым и злобным не был. Зато он был психованным. Ходит такой себе мирный и приветливый, а потом что-то у него в башке переклинит, и он становится как бешеный и бросается на первого, кто под руку попадётся. Однажды, например, он покусал одного парня, да так, что того пришлось везти в больницу делать укол от столбняка и, говорят, ещё от бешенства. Робу прописали риталин, но большого толку от этого не было.

Иметь дело с Ричем было в каком-то смысле проще, потому что всегда было понятно, что от него можно ждать. А Роб — он был как петарда, про которую думаешь, что у неё потух фитиль, подходишь заново поджечь, а она — бабах! — и отрывает тебе голову.

Третьим был высокий и очень толстый Джез Боуэн, которого все звали Джезбо. Ему уже исполнилось семнадцать, и поэтому он был у них главным. Две собаки принадлежали ему, а одна — Ричу.

У нас с Кенни собаки не было, потому что отец сказал, что мы не можем её себе позволить.

Собаки Джезбо были похожи на Джезбо, но только немножко не такие толстые. Одна была помесью питбуля с кем-то покрупнее. Скорее всего, с ротвейлером или с какой-нибудь ещё породой со слюнявой пастью и отвисшими брылями. Ненавижу собак, которые, когда кусают тебя, ещё и всего обслюнявливают, потому что это как-то уж совсем унизительно.

Этого пса, помесь питбуля с кем-то ещё, звали Сатана. Кенни как-то ошибся и назвал его Сантой, и вслед за Кенни так иногда стали называть его и другие ребята, но только когда не слышал Джезбо.

Другую свою собаку, суку питбуля, Джезбо назвал Шалавой.

Сатана и Шалава.

Это всё, что вам надо знать про Джезбо.

Собаку Рича и Роба, джек-рассел-терьера, звали Тина. Этой маленькой злобной дряни можно было не опасаться: даже если бы очень постаралась, ни до чьей задницы она бы просто не допрыгнула.

6

Не сразу, но я всё-таки