Птица Сирин и всадник на белом коне - Георгий Николаевич Юдин

– Да нет, – говорит чужак, – есть у тебя там сегодня дело. Иди за мной!

– Рад бы, да не могу, – глухо говорит Егорий. – Слепой я, аль не видишь? Не дойду.

– Я доведу тебя, – говорит гость властно, взял за руку и повёл молча за порог, потом за ворота, за околицу и привёл на широкий луг.

– Вот и пришли, – сказал незнакомец, наклонился к траве, зачерпнул полные пригоршни жемчужной росы и плеснул Егорию в лицо.

Отшатнулся Егорий, будто огнём холодная роса его обожгла, руками за глаза схватился.

– Не бойся, – спокойно говорит человек, – отведи руки. Ну, видишь ли?

Осторожно отвёл Егорий руки, и словно яркая молния перед ним вспыхнула!

– Вижу, – шепчет, – вижу! Вижу-у! – И смеётся, и плачет, и дрожит весь от волнения.

Смотрит, а перед ним златокудрый юноша в сверкающих доспехах стоит и на блестящий меч опирается.

– Георгий-воин! Да сплю я или чудо мне явилось?! – пятится Егорий. – За что же свет мне подарил?

– За то, что не сломился. Каждый в жизни через мрак и слепоту проходит, да не всякий прозревает. Вот за победу над собой я тебя и озарил. Теперь прощай!

Заискрился вдруг золотыми искрами всё ярче, ярче и растаял. Только белое облачко полетело над лугом и пропало…

Что это было, чудо ли, сон ли светлый или бабушкины травы Егория исцелили? Никто эту тайну не знает…

* * *

День за днём – будто дождь сечёт, неделя за неделей – травой растёт, а год за годом, как река, бежит.

Много лет прошло с того чудесного дня, когда Егорий опять свет увидел. Уж и Ванятка улетел из родительского гнезда. В деда пошёл – колокола полюбил и льёт их теперь в Москве такие звонкие – до самых Двориков слава о них докатывается. И дочки замуж повыходили за хороших парней, Егоровых учеников.

Выполнил он наказ Никодима, не утаил своего таланта, всё щедро ученикам рóздал. А было их у него столько, что на три артели хватит.

С дальних сёл шли к нему на выучку ясноглазые, любопытные до всего мальчишки. Кто оставался, а кто уходил, поняв, что не его это дело. Таких Егор силком не держал. Не хотел, чтоб в ком-нибудь ещё раз Мирон повторился. Много на земле ремёсел, пускай выбирают только своё, чтоб и себе удовольствие, и людям радость, как Никодим говорил.

Как и́сстари повелось, все ученики у него в избе одной семьёй жили. И работа, и праздники, и печали – всё общее. Всему сразу учились: мастерству, опыту житейскому и щедрости сердечной. Ведь злое сердце и мастерство злым сделать может.

Часто вместо учёбы водил Егорий свою шумную артель «природу слушать». Зимой слушали таинственную белую тишину, дивились синим теням на сверкающем снегу, заснеженным веткам, похожим на цветущие вишни.

Весной слушали, как поднимается пар от нагретой земли, как порхают жаворонки над первыми тёмными проталинами, как шумят грачи на чёрных, будто нарисованных на ярком синем небе деревьях.

Летом нежно-голубыми озёрами цветущего льна любовались, босиком в холодной росистой траве ждали, когда Дева-заря по небу свою розовую фату раскинет. С восторгом и ужасом, как воробьи из-под стрехи́, глядели с сеновала, как с грохотом раскалывается пополам грозовое небо, как распарывают его синие молнии и гаснут в мокрых чёрных тучах. А после ливня, выскочив во двор, в глубокие сизые лужи, замирали, видя, как из середины реки в самое небо вставал широкий радужный мост, пронизанный золотыми солнечными лучами.

А осенью, когда утомлённая земля надевала свой самый яркий наряд и роса на длинных паутинах горела драгоценным жемчугом, как на девичьем кокошнике, притихшие мальчишки понимали, что нет ничего краше родной земли…

Всякое было за эти годы. И голод, и страшный чумной мор, и пожары деревню стороной не обходили, и войны. Много дорогих людей в сырой уж земле лежат. У самого Егория волосы белым инеем запорошило, а не сгибают его беды. Пшеница перемолотая чистым хлебом становится, а человек в печали ум зрелый обретает. В трудное время всегда вспоминал любимую песню бабушки своей Акулины:

За грозной тучей – частые звёзды,

За частыми звёздами – светел месяц,

За светлым месяцем – денная заря,

А за денной зарёй – красное солнце.

Потому не прибавилось у него чёрных да серых красок, а наоборот, чем дольше жил, тем радостней и ярче они становились. И настал наконец день, когда решил он написать то, о чём мечтал всю жизнь.

А мечтал он написать Георгия Победоносца, того, что неустанно со злом бьётся и, как бы велико оно ни было, всегда его одолевает.

Вот такого Георгия и написал на большой доске.

Летит бесстрашный витязь в золотых доспехах на тонконогом коне! Красный плащ на ветру полощется, в золотом щите солнце горит, а под копытами извивается пронзённый тонким копьём чёрный змей.

Вся Русь в нём – прекрасном златокудром юноше. Это она, в развевающемся на ветру алом плаще, бесстрашно несётся на белом коне времени, разя ползучее и всякое другое зло.

Всё умение, какое Егорий по золотым крупицам всю жизнь собирал, засверкало в Георгии молодой мощной силой.

– Ну вот, – шепчет устало в седую бороду, – вроде не осрамился, а?

Вымыл старательно кисти, вышел из избы и побрёл тихонько по опавшим листьям к лесу. И вдруг высоко за белыми облаками, в синем небе, как тогда под Москвой, будто опять ручей зажурчал! Всё ближе и ближе к нему удивительная музыка, а вот и сами певцы, белоснежные лебеди, из синевы появились. Медленно-медленно, как во сне, машут над ним огромными крыльями, а сами ни с места.

– Куда же теперь, голубушки, зовёте?

И чувствует, что становится всё легче, легче, плавно отрывается от земли и бесшумно взмывает всё выше, выше и летит уже невидимой с земли лебёдушкой, неслышно взмахивая белыми крыльями, летит в бесконечной цепи великих и безымянных, как он, русских мастеров к бессмертию…

Примечания

1

Тать – вор.

2

И́ндрик – единорог.

3

Папагáл – попугай.

4