На берегах Северной Двины - Денис Владимирович Макурин

светлые ночи я любил размышлять о пережитом. Отчего-то всё в моей душе сделалось будто бы наизнанку: и тайны, и смыслы смешались. Мне нужно было непременно что-то понять, но что именно, я не знал. Я задавался простыми вопросами и не мог найти ответы.

Многие мореходы говорили, что невозможно постичь предел человеческой прочности. Но мне показалось, что свой предел возможностей я нашёл в этом промысле, я больше не хотел возвращаться в Ледяное море. В своих думах я пришёл к ясному сознанию, что есть вопросы, на которые нельзя ответить просто или однозначно. Случаются в жизни толкования, где я не в силах занять ту или иную сторону, и обе стороны, борющиеся, во мне равны. И даже после удачного промысла на Таймыре я не мог решить, правильно ли мы поступили, забрав у земли «белое золото». Ведь мамонтов не хищник погубил, не человек истребил, сам Бог свободу отобрал и от посторонних глаз схоронил. У Него какие-то свои счёты с этими гигантами возникли. А быть может, просто не любы они Ему стали, вот Он их и прибрал. Оттого я и мучился в сомнениях: хорошо ли, плохо ли, что мы их на свет божий подняли?

Не стану рассказывать, как долго мы шли домой и как выпрыгивали наши сердца от ожидания встречи с родными. Скажу лишь, что меня никто не встречал. Бабушка не дождалась и умерла ещё зимой; словно предчувствуя, что впереди нас снова ждала долгая разлука, она ушла в иной мир. Овец и козу соседи забрали к себе, а ставни и двери нашего дома заколотили, чтобы лихие люди не хозяйничали.

По возвращении в Холмогоры каждой семье погибшего промышленника была отдана своя равная доля. Спустя год всякий мореход, что возвратился с Ледяного моря, открыл торговую лавку или построил самоличный корабль.

Бо́льшая часть мамонтовой кости была продана в столицу либо иностранным агентам в Архангельске. Правда, оставались ещё самые крупные бивни, и единственно, кто согласился купить их по нашей цене, была правящая династия Китая Южная Мин.

Я же решил остепениться, больше не рисковать и не ходить по морю. Вырученных денег с лихвой хватило бы, чтобы построить мельницу. Одно не давало покоя: когда не стало бабушки, ушла и часть моей души. Дома меня ничто не держало, люди казались чужими, я ощущал себя, будто незваный гость, и даже подумывал перебраться ближе к столице. Но стоило мне узнать, что Афанасий Иванович получил приглашение от императора Чжу Юйюэ, я незамедлительно приступил к сборам в новую, уже сухопутную экспедицию.

Ровдина гора

Вступление

В нашей глухой стороне, в коей неспешно бежит Северная Двина, там, где бескрайние просторы и бесконечная тайга, затерялась деревушка Ровдина Гора. Деревня настолько старая, что никто и не вспомнит, в каком году она появилась и что за люди на горе первыми обжились. Пораскинула деревня свои дворы на большой высоте, откуда до неба рукой подать, это чтобы было удобнее за волшебством наблюдать.

Зимами Ровдина Гора испокон веков серебром да горным хрусталём светится. Весной изумрудными травами покрывается. Осенью – золотом. А летом там такая крупная роса выпадает, словно пригоршни драгоценных камней рассыпали.

Двинской ветер Ровдину Гору вот уж многие века обдувает, снегами по окна засыпает. Он так давно у Ровдино кружит, что помнит, как пошли по реке первые поморские карбасы да заскрипели несмазанные крылья мельниц-голландок.

Иностранцы на Ровдиной Горе завсегда частые гости были, одежду, шляпки для модниц, цветные пуговицы и леденцы монпансье привозили, взамен солёные волнушки, деревянные ложки да глиняные игрушки увозили. С тех пор многое уж кануло в Лету, не хлопают на ветру паруса, не гудят тяжёлые жернова. Правда, одну мельницу в той деревушке и по сей день берегут, по праздникам гостям показывают да истории о ней рассказывают. Вот и я в том краю на фестивале «Света да попутного ветра» был, немного о тамошних жителях узнал, все истории в блокнот записал; их-то вам сейчас и поведаю.

Нити времени

Я, когда за праздничным столом оказался, первым делом у стариков выпытывать начал: при каком царе Горохе коренную избу в деревне срубили да где именно первый фундаментный камень заложили? А старые люди охотно рассказывали: будто с тех самых времён, когда царь Горох с грибами воевал, тогда-то предки на Ровдиной Горе и обжились.

Об этом и летописи велись: мол, люди пришли, дома срубили и семьями обзавелись. Вот только сама деревня долго себе места не находила. Гости из других волостей к ровдогорцам приезжали, а деревню найти не могли. Она то в канаве, то в лесу, а то и вовсе утекла за реку. Оттого-то точной даты образования и нет.

Ровдина Гора по любому поводу юлила. Она то от промозглых дождей, то от палящего солнца укрывалась. То за один угор, то за другой дворы свои прятала. Летом, бывало, раскинет улицу Луговая в поле, вдыхает там пряные ароматы, выгуливает коровушек, а осенью, как дождь хлестанёт, так она улицей Ольховой в рощицу уж пятится, заберётся в глушь и там смолистые запахи впитывает. И так не один год было: она то своими банями по-чёрному к реке помыться спустится, то буйно растущими огородами в овраге от грозы затаится.

Ну и конечно же от ветра часто пряталась. Вот только от него ни в какой щели не укрыться. Всё равно он вокруг вертится, крутится, обязательно к зиме деревню найдёт, со всех сторон обдует, избы выстудит да мокрым снегом обхлещет.

Так сотни лет и прошли, пока деревня себя в надлежащий лад и вид привела. Ну а когда преобразилась да, как на Севере водится, в один ряд вдоль реки выстроилась: глухими стенами – к арктическим ветрам, а окнами – на юг, так и соседями обзавелась, и дорогами, и мощёными тротуарами. Вот только деревня-то не сама себя угомонила – архитектор Печников помог.

Печникова ещё прапрабабушка с прапрадедушкой в Великом Новгороде учили: «Используй, внучок, в любом начинании нити. С ними хоть и дольше и путь по времени длиннее, зато завсегда выйдет ровнее». Печников так и поступал – любое дело нитью размечал. И даже когда Высшую школу инженерии закончил, клубок шерстяных ниток при себе держал.

Архитектора Печникова после выпуска из школы первым делом