Маракуда - Владимир Шеменев

Мария прикрыла глаза, ногти впились в кожу портфеля, а губы зашептали молитву: «Господи, сыне Божий, спаси и сохрани!».

Так и произошло.

Шасси коснулись земли, машина дрогнула и побежала по свежескошенной стерне, подпрыгивая на мелких неровностях. Промчавшись почти сто пятьдесят метров в облаке непроницаемой красной пыли, небесный путешественник замер возле кромки леса.

Гул двигателя постепенно перешел в неровное дребезжание, потом в тарахтение и постепенно затих. Только винт, крутящийся по инерции, продолжал со свистом рассекать воздух. После трех часов полета наконец-то наступила звенящая тишина.

Девушка выбралась из кабины, радуясь твердой земле под ногами. Шум в голове исчез, и его место заняли звуки джунглей: стрекотание цикад, крики обезьян и щебет птиц, которых в большом городе можно услышать разве что глубокой ночью или в зоопарке.

На крыльцо бывшей миссии[12] вышел пожилой индеец, одетый в яркую пеструю рубашку, темные шорты и выгоревшую на солнце соломенную шляпу. Старик был близорук. Не спеша нацепил на нос очки, приставил ладонь ко лбу и стал рассматривать прибывших…

Пыль стала оседать, и старый вождь разглядел пилота, который всё время нырял в чрево железной птицы, вытаскивая оттуда большие и маленькие коробки. Рядом с самолетом стояла девушка, вскрывала прибывший груз, и раздавала индейцам медикаменты и провизию. В силу плохого зрения её лица старик не мог разглядеть, но по фигуре догадался, кто пожаловал к ним в гости.

За спиной вождя в дверном проеме возникла суета, шум, гам и появились любопытные индейские мордашки. Не дожидаясь разрешения, пять мальчиков и столько же девочек с радостным криком «Мария!» кинулись к девушке…

* * *

Огненно-красное солнце медленно опускалось за деревья, в тени которых уже бродили сумерки. На поляне весело трещал костер, вокруг которого полукругом сидели несколько взрослых индейцев, детей и прилетевшая к ним этнограф Мария.

Запах дыма, печёного маниока[13] и жареных ясан (водяных курочек) плыл над деревней, настраивая на романтический лад. Марии казалось, что она окунулась в девятнадцатый век. Треск костра, полуобнаженные индейцы, не выпускающие из рук сарбаканы[14], и старый вождь, который представлялся ей в роли шамана, вещающего о былых днях. На коленях у девушки лежала раскрытая тетрадь, в которую она записывала всевозможные истории.

— Сеньор[15], - Мария посмотрела на старого вождя, — расскажите нам про Священное озеро.

— Расскажи, расскажи, — тут же загалдела детвора, пугая притихший лес.

— Ладно. — Старик подбросил веток в костер, подумал, глядя на звезды, и начал свой рассказ. — Это было давно, больше ста лет назад. В те дни наш народ был свободным, и всё вокруг — и горы, и леса, и то, что в небе, и в реках — всё принадлежало нам. Каждая деревня, каждое племя имели свои земли, где мужчины охотились, а женщины выращивали кукурузу. Мы ходили голые, а оружием нам служили луки и копья. Мы не знали ружей, не знали обуви и шляп, но мы были счастливы, потому что в реках в изобилии водилась рыба, в лесах — дичь, а в небе всегда парили птицы. Все племена жили в мире и согласии до тех пор, пока в наш мир не пришли белые люди, искавшие золотой город. А с ними к нам пришла кровь, болезни и предательство. Среди нас нашлись такие, которые за горсть медных пуговиц рассказали пришельцам про Священное озеро. И началась война. Жестокая и беспощадная. — Вождь умышленно сделал паузу, интригуя и завораживая слушателей. Помолчал немного для солидности и продолжил. — В тот год, когда родился Маракуда, войны и болезни, завезенные белыми людьми, унесли сотни жизней. Деревни опустели, а те, кто выжил, ушли подальше в джунгли.

— Дедушка, а кто такой Маракуда? — девочка лет шести, сидящая рядом с Марией, тронула старика за руку. — Ты никогда не рассказывал нам про него.

Старый вождь поправил шляпу и, покачав головой, ласково сказал:

— Ооо, это был великий воин…

Часть 1. Маракуда

Мальчик с ягуаром

На берегу сидел индейский мальчик.

Он сидел на корточках, созерцая темную, спокойную гладь реки. Рядом с ним на песке, уткнувшись мордой в передние лапы, лежал молодой ягуар. Зверь то ли спал, то ли прикидывался, но как только щелкала ветка или у берега раздавался плеск играющей рыбы, его уши дергались, ловя посторонний звук, а хвост вытягивался и чуть приподнимался над землей. Мальчика звали Маракуда, а его друга — Онка (Молодой Ягуар).

Они кого-то ждали.

Маракуда, из племени вай-вай[16], был не совсем обычный мальчик. О том, что он потомок светлокожих муисков[17] — королей Америки, он не знал, зато всегда, с того самого времени, как разум вошел к нему в голову, он осознавал свое предназначение. «Не может охотник, познавший язык братьев своих меньших, охотится на них, так же, как и лесоруб, не может срубить дерево, когда слышит стук его сердца», — так говорил старикам Маракуда. Они же в ответ только качали головами, удивляясь его мудрости.

Когда-то чибча правили этим миром, но потом, что-то пошло не так, империя пала, муиски рассеялись, растворившись среди меднокожих племен. Триста лет назад, первые белые, прибывшие в Америку, еще встречали в джунглях Амазонии индейцев со светлой кожей и голубыми глазами. Португальцы называли их «индиос до тапиок» — белые индейцы, но потом те пропали и о них почти забыли. Забыли все кроме жителей деревни, в которой родился мальчик с голубыми глазами.

На вид мальчику было лет двенадцать. Невысокого роста, с кожей цвета светлой бронзы, будто выкрашенной белилами. Чуть пухлые губки, маленький носик, и огромные, похожие на два бездонных озера, нежно-бирюзовые глаза. Черные, как смоль волосы, словно листья осоки, падали на лоб, образуя челку, из-под которой на мир смотрел не то ребенок, не то взрослый воин, познавший жизнь и мудрость матери Камуди (Анаконды[18]). Набедренная повязка из кожи тапира[19] опоясывала его бедра, а на шее, на веревке, сплетенной из лыка дерева эшвейлерь[20], висел деревянный амулет в виде каймана[21]. Никакого оружия у него не было, да и оружие ему было не нужно, ибо он был воплощением самого Курупиры — Духа леса.

Маракуда появился на свет в большую грозу на острых перекатах Себур-тероан, что значит Ревущие Пороги. Его отцом был Каутемок