Джентльмены и снеговики (сборник) - Светлана Васильевна Волкова

Бабушка Неля охнула и принялась подливать чай в чашки, и без того доверху полные.

– Я, сынок, раньше приехать не мог. Дела, понимаешь… А в Ленинграде проездом. В Москве живу. Половину времени по командировкам мотаюсь, «соц.» и «кап.».

«Итальянец» выдержал паузу, будто ожидал реакции.

Марик вдруг на секунду подумал, что, может быть, дядя Жора дома, просто не снял жилет, а пошел в нем на кухню или в туалет. Так ведь бывает.

– Так вот, – продолжал гость. – Должен был улетать. Завтра встреча в столице важная. Считай, что почти в Кремле. Но решил поездом. В общем, идейка мне кое-какая пришла насчет тебя. – Мужчина снова заулыбался, смерил Марика взглядом, даже как будто пощупал рукой ребра, словно покупал веник на рынке. – Да! Я, кстати, тебе лошадь привез!

Он показал на стоящую у стенки деревянную палку с прикрепленной к ней уродливой конской головой.

– Вырос я, – буркнул Марик.

– Я вот чего удумал, – не обращая внимания на его слова, пробасил мужчина. – В Москву тебя забрать хочу. Образование дать хорошее. Будущее, тэ-сэ-зэть, твое устроить. Сын все-таки, родная кровь.

– Образование? – Марик вопросительно взглянул на маму.

Та сидела сутулясь на стуле, теребила кушак халатика, отводила глаза.

– В школу тебя устроим правильную, – продолжал гость.

– Правильную – это как? – не понял Марик.

Что ж, получается, что его школа неправильная? Там неправильно учат?

– А так, – причмокнул губами «итальянец». – После такой школы хоть в МГУ, хоть в дипломаты, хоть в Кремль!

– Зачем? – отшатнулся от гостя Марик. – Я не хочу в Кремль.

Мужчина захохотал, комично шлепая себя ладонью по бедру.

– Не хочет в Кремль! Не хочет! А куда хочешь?

Марик думал было сказать: «Никуда», но губы сами произнесли:

– В космос хочу…

«Итальянец» встал, обнял его за плечи, подвел к окну, мимолетно взглянув на ожидавшее такси.

– Видишь ли, сынок… После этой московской школы, – а шанс попасть туда есть далеко не у каждого советского мальчика, – ты сможешь пойти куда пожелаешь. Хоть в космическую школу, хоть в киношную. А захочешь, со мной будешь работать.

– Это где? – все еще не до конца осмысливая ситуацию, пробормотал Марик.

– В торгпредстве. Икру будешь есть. С большими людьми познакомлю.

«Большие люди» представились Марику великанами, сидящими за их маленьким обеденным столом и черпающими поварешками черную икру из бабушкиного тазика для варенья.

– Ты, Лидия, не волнуйся. – Мужчина повернулся к маме. – У нас с Анжеликой Дмитриевной поживет. Не обидим мальца. Сын все-таки.

Марик глядел то на гостя, то на маму с бабушкой, то на страшенную лошадиную голову на палке и никак не мог сообразить, что в таких случаях надо говорить. Ведь «таких случаев» у него еще ни разу в жизни не было.

– Я думаю, так будет лучше для него. – «Итальянец» снова взглянул из окна на такси. – Что его здесь-то ждет? Восьмилетка? Завод? Ну ладно, не завод, но инженером за кульманом всю жизнь будет пахать, занимать рублишки до получки. А тут такие перспективы! Хочешь в космос, говоришь?

Марик молчал.

– Устроим и космос. Только это именно сейчас надо начинать делать, пока в креслах сидят правильные начальники. Учебный год, считай, закончился, а с сентября в новую школу пойдешь. Ну что, сын, по рукам?

«Правильная школа», «правильные начальники»… И космос тоже «правильный», с «правильными» ракетами и «правильной» икрой, размазанной по небу вместо звезд…

Вот так запросто – гоп! – и мечта сбылась. Большая холеная ново-папашина рука подсадила его под зад в космолет и нажала на красную стартовую кнопку… Или на что там нажимают? И он, Марик, летит, счастливый, в небо и из иллюминатора видит уменьшающуюся Землю и толпу маленьких человечков, а среди них – мама с бабушкой и дядя Жора. Машут ему руками, а в них – газета. А в газете той – огромный заголовок: «СЫН БОЛЬШОГО ЧЕЛОВЕКА СЕГОДНЯ ПОЛЕТЕЛ В КОСМОС!» Сын…

Марик почувствовал, как в горле встал кислый комок. А ведь когда-то он так ждал этого момента, все загадывал на Новый год, чтобы настоящий его папка нашелся! И вот сидит перед ним сейчас совершенно чужой человек, и одеколон у него чужой, и борода, и руки. И надо, наверное, его любить… А никак… Ну а если бы Гагарин тут чаи гонял вместо этого Александра Борисовича? И ведь тоже по-чужому брякал бы чашкой о блюдце, и запах был бы у него хоть и гагаринский, но все равно не родной. И голос тоже…

– А дядя Жора-то где? – почти выкрикнул Марик.

– На голубятне, сынок! – отозвалась мама. – Скоро придет.

Гость снова хлопнул Марика по плечу и поправил блестящий ремень на брюках.

– Ну, мне пора. До поезда еще масса дел. Ты, Марлен, соображай, но недолго. А то моя Анжелика Дмитриевна передумает. Да и космос закроют на переучет.

Он снова загоготал и, зачем-то сложив руки домиком над головой, изобразил, как взлетает ракета.

– Я с ним никуда не поеду! – выпалил Марик и попятился к двери.

– Что ты, что ты, Маричка! – чуть не со слезами выпалила мама и, бросившись к сыну, обхватила его обеими руками. – Не отдам тебя никому!

«Итальянец», как показалось Марику, смутился.

– Сынок, ты женщин не слушай. Они сейчас глупости наговорят, а потом жалеть будут, что будущее ребенку сломали. Сам думай головой. С отцом-то в Москве получше будет!

«С отцом»… «В Москве»… Все сказанное наконец начало утрамбовываться в голове Марика и показалось настолько нелепым, что даже вымолвить словечко не получалось.

– Отец в Ленинграде, – шепотом сказал он, обращаясь не то к гостю, не то к портрету Ленина на бабушкиной тумбочке. – На голубятню пошел… На голубятне он!

Мужчина его не услышал, а может, сделал вид, что не услышал. В коридоре он снял с вешалки желтую замшевую шляпу, надел ее перед зеркалом и, кашлянув в кулак, сурово посмотрел на маму:

– В общем, кумекайте. Но недолго. Телефон и адрес знаете, сообщите о решении.

Потом повернулся к Марику:

– Да, сынок. Ты это… Знай: Сахнович – фамилия твоя кровная.

Бабушка словно очнулась и принялась что-то быстро-быстро говорить, но Александр Борисович покачал в воздухе пальцем: мол, все слова здесь лишние – и поспешил на лестницу.

– Я Синицкий! Синицкий! И всегда был Синицким! – заорал вслед Марик.

Двери всех соседских комнат приоткрылись на узкие щелки: деликатность в их квартире всегда проигрывала любопытству.

– Да не ори так, Марлен! – пробасил «итальянец». – Синицкий так Синицкий. Я что, против, что ли? Ты про Сахновича тоже помни.