Война, в которой я победила - Кимберли Брубэйкер Брэдли

Заблуждение. Ошибочная позиция, основанная на ложном убеждении.

Я принесла словарь вниз, в гостиную.

– Значит, иудаизм – заблуждение? – спрашиваю.

Леди Тортон вдруг отчего-то громко гоготнула.

– Ну, конечно, нет, – отвечает Сьюзан. – С религиозными убеждениями всё гораздо сложней. Называть чужую религию ошибкой неправильно.

Почему неправильно, я как-то не поняла. И чего тут сложного, тоже.

– Потому что с религиями нет этого, истина-ложь, – говорит Сьюзан. – Есть просто разные точки зрения. Каждый верит в то, что сам считает истинным.

– Я верю, что наша мама на небесах, – подал голос Джейми. Он игрался на полу с Боврилом, и мне даже в голову не приходило, что он нас слушает.

– А я не верю, – говорю. – Я верю, что она горит в аду. – Про ад мне Фред рассказал: такая противоположность раю – место, куда отправляются после смерти исключительно плохие люди. В аду мамина душа будет гореть до скончания веков. Вечно.

– Ада, – говорит мне Сьюзан, – этого мы не можем знать наверняка. И никогда не сможем. Единственное, что мы вправе утверждать – что ваша мама оказалась очевидным образом недееспособной.

– Это что значит?

Сьюзан задумалась.

– В этом слове первый корень тот же, что и в слове действие. То есть дееспособность – это способность к действию. Так вот, ваша мама оказалась неспособной действовать как заботливый родитель. Она просто не смогла делать то, что делает обычная мать.

– Да она просто не хотела, – говорю.

– Не думаю, что у кого-то может возникнуть желание быть плохим человеком. И потом, хочется верить, что господь милостив…

– Милостив? Это ещё что? – Я, кажется, начинала злиться.

Тут Джейми мне и говорит:

– Это значит, он добренький, даже когда мы не заслуживаем.

Понятия не имею, где он это подцепил.

– Именно, – кивает Сьюзан. – Милостив тот, кто имеет полную власть наказать, но тем не менее выбирает этого не делать. Возможно, по справедливости господь должен бы был наказать вашу маму за то, как она с вами обращалась. Но возможно, что он проявил к ней милость. И мне нравится думать, что проявил.

Я сижу, заусеницу сосредоточенно отковыриваю. Обычно Сьюзан этого терпеть не могла.

– Почему? – спрашиваю.

Она вздохнула и говорит:

– Наверно, мне хочется надеяться на его милость ко мне. А может, потому что это просто добрее. Ада, больше мама вас никогда не тронет. Никогда не причинит вам никакого вреда.

Да нет, причинит, ещё как. Она никогда меня не любила при жизни и ни за что бы не полюбила. И это будет вечной раной в моём сердце.

Джейми посадил Боврила ко мне на колени.

– На небесах все друг друга любят, – говорит.

Боврил спрыгнул и прочь пополз, только знай хвостом, точно маятником, размахивает. Похоже, если он меня и полюбит, то уж не раньше небес.

Глава 27

Леди Тортон ненавидела Рут, а Рут ненавидела нас всех. Винить её в этом, правда, было сложно. Как-то раз, через несколько дней после отъезда Мэгги, мы сидели за ужином, привычно безмолвным и натянутым. Рут отхлебнула воды и… рыгнула. Видно было, что случайно, а не из хамства, но леди Тортон закатила глаза и издала такой вздох, точно это уже свыше всяких её сил.

– Да хватит вам! – не выдержала я. – У Рут само вырвалось, а вы специально свои звуки грубые издаёте!

Леди Тортон опустила подбородок низко-низко и вонзила в меня надменный, яростный взгляд из-под поднятых бровей.

– Что-то я не поняла…

Бам! Прямо под ухом как грохнет! Я так и подскочила на месте. А это Сьюзан – Сьюзан! – тарелку повыше подняла и как шмякнет её изо всех сил о стол.

– Ада права, – спокойным таким голосом говорит. – Элеонора. Вы действительно нарочно это делаете. С меня довольно. Я отказываюсь играть в этом доме роль арбитра. А также кухарки и горничной. Я устала жить на поле боя. Мне хватает войны за окном.

Леди Тортон, конечно, губы ниточкой сложила.

– Я делаю всё, что в моих силах.

– Боюсь, что нет, – говорит Сьюзан. – Когда умерла Бекки, мне тоже казалось, будто я делаю всё, что в моих силах. А потом появились эти дети, и оказалось, что сил у меня гораздо больше. Да, было непросто, но я смогла. – Она встала. – Давайте-ка пройдёмся, – говорит она леди Тортон. – Наедине. Дети, когда закончите ужинать, пожалуйста, займитесь вечерними приготовлениями втроём, все вместе, спокойно и сообща. – Тут она взяла леди Тортон под локоток да и вывела её за дверь.

Мы с Джейми и Рут сидим, глаза друг на друга выпучили. Только Джейми как взвизгнет:

– Улёт!

Когда мы покончили с едой, Рут отнесла свою тарелку к раковине и собралась было идти к себе наверх.

– Погоди-ка! – говорю я. – Ты слышала Сьюзан. Иди сюда и помогай нам.

– Моё дело – учёба, – фыркает Рут, – а не работа по дому.

– Я справляюсь и с тем, и с другим, – говорю.

– Ну, ты-то здесь живёшь.

– Ты, как я заметила, тоже. Ну так что, будешь мыть или вытирать? Джейми пока угля принесёт.

Рут на меня в упор уставилась и руки на груди сложила. Я тоже сложила и в ответ смотрю. В конце концов, она глаза первая отвела. Только буркнула:

– Вытирать. – И мы пошли мыть посуду.

Сьюзан с леди Тортон вернулись домой, когда я сидела в ванной. Надела пижаму и халат, спускаюсь вниз.

– Готова выслушать? – спрашивает меня Сьюзан. Джейми свернулся рядом с ней клубочком. Леди Тортон в своём любимом кресле сидит, чулок вяжет. Лицо ровное, спокойное.

А я и не знаю, что думать. Вроде бы Сьюзан звучит, как всегда – но ещё недавно она вела себя так непривычно. Чувствую, тревога внутри нарастает.

– А ты всё, закончила скандалить? – спрашиваю у Сьюзан.

– Закончила, – говорит. – И ты даже как-то это пережила. Смотри-ка, цела и невредима.

Может, и невредима.

– Завтра, – влезает вдруг леди Тортон, – мы с тобой, Ада, пойдём по магазинам. Вместе.

На следующее утро Сьюзан сидела и занималась с нами учёбой.

Вниз спускается леди Тортон, позднее обычного.

– Доброе утро, Сьюзан. Доброе утро, дети. Ада, Джейми. Рут, – последнее имя немного натянуто, но, во всяком случае, без насмешки.

Рут оторвалась от своего учебника и на неё глаза подняла.

– Доброе утро, – отвечает.

– Ну что, Ада, готова? – спрашивает меня леди Тортон. И перчатки натягивает.

Женщины, стоявшие перед мясной лавкой, все были с леди Тортон сама любезность. Если они и удивились, когда она встала с ними очередь, то, по крайней мере, виду не подали. Стояли мы где-то