Сверхприключения сверхкосмонавта - Валерий Владимирович Медведев

— При мне не болел, — сказал папа, — но я часто и надолго уезжал в командировки… Я фининспектор… Может, он без меня болел?

— Иванов, — спросила меня Люда Голованова, — ты в детстве не болел детскими болезнями?

— Я никогда ничем не болел, — сказал я.

— Это тоже симптом, — сказала Голованова. — Они всегда говорят, что они вполне здоровы…

— Кто — они? — спросил папа Голованову.

— Ну они… — ответила Голованова.

— А я с этим диагнозом был тогда не согласен! — сказал вдруг Зайцев. — И сейчас тоже. По-моему, Иванов никакой не псих, а обыкновенный, рядовой гений… Он мне хоть и враг, я все равно так про него скажу: он со мной три раза дрался…

— Четыре, — поправил я Зайцева.

— Четыре, — согласился Зайцев. — Три раза из-за того, что я прикоснулся к его портфелю, и один раз — из-за книги — я хотел посмотреть картинки в книге «Кукла госпожи Барк»… И все-таки мне кажется, что Иванов — это самобытная и даже выдающаяся железная личность, просто незаурядный тип…

— Именно тип! — крикнула Гранина.

«А этот Зайцев в людях разбирается!.. — подумал я. — Не то, что другие».

— Да он же противный! — сказала Филимонова.

— Ну и что? — ответил Зайцев. — Бывают приятные незаурядные личности, а Иванов — неприятный.

— Ты говори по существу его поступков, — сказал Маслов.

— Я и по существу скажу… Атомы железа-57, как известно, существуют в двух видах. Есть возбужденные, радиоактивные атомы, испускающие гамма-лучи, и есть обычные атомы железа, невозбужденные. Так вот, Иванов, по-моему, возбужденный и активный человек.

— Это ты точно сказал, — согласился Маслов. — Только ивановская возбужденность и активность слишком дорого всем обходятся.

— Потому что у Юрия Иванова в голове произошел информационный взрыв. К сожалению, этот взрыв оказался неуправляемым. Поэтому оказалось столько раненных этим взрывом, — сказал Зайцев.

Все зашумели. Даже кто именно и что именно говорил, нельзя было разобрать. Слышалось только: «У него в голове произошел информационный взрыв. И из него это осколки вылетают…» «Взрыв!.. А ты слышал этот взрыв?..» «Слышал!.. А в нас вот уже третью неделю осколки информации летят…» «А это что — все раненые?!. Раненые — здоровые!»

— Пострадавшие от информационного взрыва в голове Иванова, высказывайтесь!

— Он мне сказал: «Ты когда на меня смотришь, у тебя глаза какие-то большие становятся. Ты щитовидку, говорит, проверь».

— Он жестокий к людям… У него любимая поговорка: «Всех бы вас к пираньям во время отлива!»

— И ругается на каком-то непонятном языке.

— Высокомерный…

— Просто зазнайка, — сказала Лена Марченко. — Воображает, что он один все знает, а другие ничего не знают. Строит из себя сверхчеловека…

— Глупости все это, — сказала Голованова, обращаясь к моему отцу. — Последний диагноз наш такой: Юрий Иванов — не Юрий Иванов, одним словом, ваш сын — не ваш сын.

— А кто же он? — спросил папа.

— Он — инопланетянин… Вашего сына они похитили, а вместо него подослали двойника вашего сына! Может быть, у этих наших братьев по разуму, с одной стороны, так высоко развита техника, что они могут создавать двойника человека, а с другой стороны, эти братья, может, не такие уж братья и уж не по такому разуму, если судить по Юрию Иванову, то есть я имею в виду не его разум, а его поведение, а может, у них на планете все себя так ведут!.. Поэтому мы, — сказала Голованова, — предлагаем устроить завтра же Юрию медицинскую экспертизу!.. Если вы, конечно, не возражаете… У Веры папа профессор-психолог, он с космонавтами занимается… Мы уже с ним договорились, сделает ему все анализы — крови, ну и всякие другие, которые нам все разъяснят!

— Я не возражаю против экспертизы, — сказал папа, — но он, мой сын, уже одного гипнотизера усыпил, поэтому я боюсь, как бы он с врачом космонавтов что-нибудь не сотворил.

— А ты, Иванов, не против экспертизы?

— Хоть две! — сказал я громко и даже обрадованно. Лучшего подарка, чем экспертиза, мне никто не мог придумать. Тем более, что мне уже было пора и самому пройти психологический практикум у хорошего профессора. Кстати, под хорошим предлогом пройти тренировочку. А я-то думал, как мне попасть к профессору, который с космонавтами занимается, а тут он мне сам, можно сказать, в руки лезет.

— Значит, завтра, — сказала Голованова. — Тут у меня записано.

— Только имейте в виду, что у меня завтра от пятнадцати ноль-ноль до шестнадцати ноль-ноль будет… В общем, я буду занят.

После этой фразы папа, ребята и все девчонки как-то по-особенному переглянулись, пошептались между собой, пошептались потом с моим папой. А Голованова сказала:

— Хорошо, Иванов, хорошо. У профессора как раз прием кончается в четыре, так что ты, Иванов, после четырех — прямо к врачу.

— Только ты, Иванов, дай… Юрий! — сказал папа низким голосом, — только ты дай в присутствии всех ребят честное слово, что ты придешь!

— Ческо-сло, — сказал я, имея в виду «честное сверхкосмонавтское слово».

— Ческо-сло! — простонал папа тихо.

— Запиши адрес поликлиники, — сказала Голованова. — Улица…

Но адрес поликлиники узнать в эту минуту мне не удалось. Голос Головановой покрыл оглушительный взрыв и звон разбитого стекла, раздавшийся где-то в районе кухни. Все вздрогнули, как по команде… кроме меня, конечно. Через секунду там же раздался второй взрыв. И все вздрогнули еще раз. Я продолжал сидеть совершенно спокойно, только сердце у меня чуть-чуть заныло от нехорошего предчувствия. Вскочив со стула, папа поспешно выскочил из комнаты. Ребята все, как сумасшедшие, опрометью бросились вслед за отцом. Самым последним поднялся я и неторопливо проследовал на кухню.

Наша белоснежная, как операционная палата, кухня представляла собой страшное зрелище. Потолок, стены и все шкафы были заляпаны красными пятнами. А возле больших, стоящих на газовой плите бутылей в луже на полу плавали раздавленные ягоды черной смородины и осколки стекла. Посредине кухни валялось горлышко бутылки, закупоренное притертой пробкой.

— Что, что здесь произошло? — закричал папа, хватаясь за голову.

— Мама готовила витамины на зиму, — сказал я. — И если бы кто-то не поставил бутыли к газовой горелке, ничего бы не случилось. А теплота дала брожение… —