Горный завод Петра третьего - Татьяна Александровна Богданович

Оренбург наверно сдастся. А уж как Оренбург сдастся, он, Антипов, такой им праздник устроит, какого они не видали. Всем не по полтине, а по рублю даст и угощенье от завода выставит – пускай три дня гуляют.

Рабочие кинулись на работу, как волки на добычу. Сами просили, чтоб на час раньше колокол звонил, чтоб поскорей пушки и ядра наготовить. И погулять хотелось, да и лестно тоже – возьмет государь Оренбург, а они будут знать, что это из-за них, их пушками. Но хоть и спешили все, а работали на совесть… Только к Благовещенью [Благовещенье – большой церковный праздник, празднуется 25 марта] все десять пушек были готовы – два единорога, два дробовика, две мортиры и четыре гаубицы.

Двадцать четвертого марта всех их испытали, и все оказались исправны, хоть сейчас в бой.

Отсылать решено было в самое Благовещенье, после обедни и молебна в путь шествующим.

Пушки на этот раз провожали, точно невест к венцу. Выставили их в ряд на площади, девки разукрасили их лентами. Перед ними отец Варсонофий и молебен служил, чтобы довезти их в сохранности.

Все для праздника нарядились, бабы сарафаны цветные понадевали, девки мониста на шею навесили, в косы ленты пестрые вплели, благо день выдался тихий, теплый – первый весенний день в этом году. Аким даже головой покачивал, – как бы не развезло дорог раньше времени, да нет, ничего, лед, слышно, еще крепкий на Белой.

После молебна сразу же стали обоз готовить. Правда, отец Варсонофий поморщился – Благовещенье большой праздник, птица гнезда не вьет. Но потом разрешил. Какая ж это работа – обоз снаряжать, не работа, праздник.

С песнями выкатили из сараев сани, с песнями укладывали на сани пушки, передки, зарядные ящики. Обоз огромный вышел – больше двадцати возов. И за каждым возом еще две запасные лошади привязали. По бокам выстроилась охрана – Антипов отправлял с обозом двадцать казаков. Слухи ходили, что по дорогам не тихо, а груз дорогой, не одна пушка, – надо поберечь.

Наконец, всё приготовили, отец Варсонофий для верности еще раз святой водой покропил – и обоз тронулся.

Заводские песенники к этому времени новую песню разучили, из-под Оренбурга ее занесли, и как только лошади тронулись, хор грянул:

Наши в деле не робеют,

Всякий хочет город взять.

Неприятель ослабеет,

Станет в город сам пускать,

Закричим «ура!» – мы взяли.

Потрясутся стены, вал.

Когда бомбы уж метали,

Город наш бесспорно стал!

Вся толпа подхватила и валом повалила за обозом. Мальчишки бежали впереди, кричали «ура», кидали вверх шапки. Как с этакими пушками да с этакими песнями не взять Оренбурга!

Рабочим казалось, что он уже и взят, и царь идет прямо на Москву, так им всем было весело.

Пустырь сразу заполнился шумной, веселой толпой.

Один из рабочих вскочил на пушку и предложил проводить обоз.

– Вот это ладно! Проводим! Отчего не проводить? – закричали со всех сторон.

Обоз остановили. Мальчишки высыпали с визгом и криками вперед, девки просили подождать малость – они сбегают домой, захватят полушубки, а то замерзнут. Даже старики хотели идти. Бабы ребят тащили. Собрались точно на светлый праздник. Наконец, все были в сборе. Девки с визгом и хохотом взобрались на пушки.

Хор опять затянул:

В барабаны когда грянут,

Кровь казачья закипит.

Все готовы к бою станут,

Всякий рад колоть, рубить.

И обоз двинулся в путь. Но тут навстречу ему из лесу выехал на опушку всадник. За шумом и песнями никто не слыхал лошадиного топота.

Перед надвигавшейся толпой лошадь сразу уперлась задними ногами в землю, и всадник чуть не перелетел через голову.

Высокая казачья шапка слетела с него, и он с трудом удержался в седле, схватившись за луку.

Песня замолкла, его окружили.

Казак как будто, оборванный весь, бледный. Гнались, что ли, за ним? Его засыпали вопросами. Но он только с удивлением поводил глазами, силясь заговорить.

– Воскресенский горный завод, что ли? – пробормотал он наконец.

– Он самый. Воскресенский и есть! – закричали кругом.

– Антипова бы мне, – выговорил казак.

Антипов и сам протискивался к приезжему.

– Скобочкин, ты! – крикнул он, вглядевшись в казака. – Аль приключилось что?

– Поговорить бы с тобой, – ответил тот, слезая с лошади.

Антипов схватил его за руку и отвел в сторону от толпы к заводской стене. Проходя, он махнул Акиму, чтоб шел за ними. Толпа примолкла. Никто ничего не знал, словно туча вдруг нависла – не то пронесет, не то грянет так, что земля содрогнется.

– Ну, говори, с чем приехал? – тревожно спрашивал Антипов.

Скобочкин посмотрел на Акима, стоявшего неподалеку.

– При нем можно, – коротко сказал Антипов.

– Беда, Яков Антипыч, – хриплым, застуженным голосом заговорил Скобочкин. – Разбили нас вконец – Голицын-собака. Кого побил, кого в плен забрал.

– Под Оренбургом?

– Там, поблизости, под Татищевой.

– А батюшка наш? – со страхом спрашивал Антипов.

– Силой из-под пуль наши выволокли. Жив.

– А… Оренбург?

– Сняли осаду. Биться некем. Бойцов нет, пушек.

Казак внимательно посмотрел на толпу и первый раз увидел казаков и обоз с пушками.

– Слава богу, поспел, – сказал он.

Антипов с удивлением посмотрел на него.

– Как вы извещали коллегию, что готовите полную батарею, так Шигаев мне и говорит: «Скачи на Воскресенский, задержи, чтоб чертям тем не досталось. Они ноне, словно воронье на падаль, со всех концов на Оренбург гонят – и Мансуров, и Михельсон».

– А Петр Федорович? – опять нерешительно спросил Антипов.

– Батюшка наш на Белорецкий подался, там армию набирать будет, а оттуда на Магнитную. Туда и вам пушки велит везть, на Белорецкий, стало быть. Сразу же.

Антипов облегченно, перевел дух – не всё, стало быть, пропало.

– Да, позабыл было, – заговорил опять казак. – Еще одно наказывал мне Шигаев. У них, говорит, на заводе приказчик есть один шибко грамотный, извет присылал и репорты с завода он же пишет. Вот по имени как, запамятовал я. Ипат, что ли?

– Аким, может? – перебил Антипов.

– Вот-вот, Аким и есть. Так его тоже велел на Белорецкий слать, в военную коллегию, секретарем. Грамотных-то у нас не осталось, как Горшкова убили…

– Горшкова убили! – крикнул Антипов. – Господи, вот беда-то! Он же великому государю все указы писал.

– Ну вот, а ноне некому. Шигаев, Витошков, Творогов, они рассудить могут, а по письменной части – не вразумил господь.

Антипов обернулся. Аким стоял рядом