Горный завод Петра третьего - Татьяна Александровна Богданович

Из черного отверстия пахнуло холодом и сыростью.

– Захарка, – заговорил Цыган тихонько, точно тайком от кого. – Беги к сторожу управительскому, у него фонарь есть. Скажи, – Антипов, мол, велел.

Захар молча кивнул и побежал. Через две минуты он вернулся с зажженным фонарем.

– Двери-то запри! – скомандовал Цыган.

Захар послушно запер дверь и передал фонарь Цыгану. Цыган присел и опустил фонарь в отверстие. Оба мальчика легли на землю и заглянули в подземелье. Мрак медленно рассеивался, и выступали узкие ступеньки крутой каменной лестницы.

Кызметь легко перевернулся, свесил ноги в дыру и стал быстро спускаться.

– Держи фонарь, – прошептал Цыган.

Кызметь взял в одну руку фонарь, соскочил с лестницы и поднял фонарь над головой. Когда он его поворачивал, из темноты выступали сырые, покрытые плесенью стены, и вдруг у одной стены блеснула беспорядочная куча тусклых брусков, наваленная на земляном полу подземелья.

– Олово! – крикнул Захар приглушенным голосом.

– Оно самое, – прогудел Цыган. – Ну и шельма ты, Кызметь, прибавил он с восхищением, удивленно смотря на башкирца. – Да как же ты это прознал? Вылазь теперь. Акиму надо сказать, Антипову. Молодец! – повторил он. – А мы-то дурни! Идем живо. Или нет, погодь. Можешь брусок один поднять?

Цыган лег и протянул вниз обе руки. Кызметь поставил фонарь и с усилием поднял верхний брусок, поднялся на несколько ступенек и передал его Цыгану.

Цыган без всякого напряжения встал, перехватил брусок одной рукой и позвал обоих мальчиков. Выйдя из амбара, они закрыли дверь, задвинули засов и замкнули замок. Ключ Захар взял себе.

Цыган поднял перед собой брусок олова и засмеялся.

– Олово, чего там! – крикнул он. – Ну, мальцы, живо! – И он зашагал так, что они бегом еле поспевали за ним.

Встречные, увидев в руке у Цыгана брусок олова, останавливались, разинув рот, и потом бежали за ним, осыпая его вопросами. Но он ничего не отвечал, только ускорял шаги. Захар тоже молчал, но лицо его все блестело, точно масленичный блин.

Когда Цыган подошел к сараю Акима, его окружала уже целая толпа.

Федька выскочил первым и, завидя олово, закричал во всю глотку:

– Аким Федорыч! Аким Федорыч! Иди скорей!

Аким вышел с нахмуренным, недовольным лицом.

Увидев олово в руках у Цыгана, он бросился на него, точно голодный на хлеб, и обеими руками схватился за брусок.

– Да олово, чего там! – прогудел Цыган. – Всё там. Целехонько!

Аким глубоко перевел дух, прижимая к себе брусок и глядя на Цыгана счастливыми глазами.

– Господи! Вот радость-то! – повторял он. – Да как же ты нашел-то его?

– Не я, – весело сказал Цыган. – Вон шельма косоглазая вынюхал. – Он оглянулся и махнул Кызметю, молча стоявшему в толпе.

Башкирца вытолкнули вперед. Его осыпали вопросами, удивленно оглядывали, точно первый раз увидели.

– Кызметь! Да как же это ты? Да где ж было-то оно? – кричали со всех сторон. Кызметь молчал, весело скаля белые зубы.

– Стойте Вы! – крикнул, выскакивая вперед Захар. – Не сказать ему. Я вам тотчас все скажу.

– Ну, ну, говори! Сказывай! – раздались голоса.

– Он, Кызметь, он всякий след найти может, – начал Захар с гордостью. – Он все круг того амбара похаживал. Искал, стало быть, куда наш криворожий олово уволок. Ну, и говорит мне: «Жок, мол, – нет по ихнему, – не выносил», – из сарая то есть. Следу, стало быть, нету. Я было думал, спятил малый. А он в амбар просится. Ну, я и выпросил у дяденьки Акима ключ, впустил его. Гляжу, он – ну чисто собака – на корточки и ну вынюхивать. А там в угол как скочит. «Тут», – говорит. Ну, я той же час за дяденькой Ферапонтом, он плиту поднял, а там – подземелье, а в ем этого самого олова видимо невидимо.

– Ну и косоглазый! Молодца! То-то шельма! – кричали кругом.

Весть о находке олова молнией облетела завод. Все побросали работу и скоро так запрудили площадь, что к сараю Акима не подойти было. Сам Антипов еле протискался и бросился к Акиму, стоявшему в дверях и не выпускавшему из рук брусок олова.

– Ну, вот. Говорил я, – найдем. Слава богу! Говорят, – башкиренок нашел. Где он? Чика велел к нему его привести. Наградить хочет. Ну, а мы за работу, Аким. Так, что ли? Аким радостно кивал в ответ.

– Завтра же начнем, – сказал он. – Сейчас надо отрядить туда охотников – повытаскивать из подземелья. Сыро там, как бы не попортилось.

Антипов усмехнулся.

– Охотников-то гляди сколько. Кого хочешь, бери. Ишь, рады как.

На площади, и правда, было веселье, какого давно не видел завод. Захара и Кызметя тащили в разные стороны, заставляли десятки раз пересказывать то же самое, хлопали Кызметя по плечу, радостно хохотали, один совал ему пряник, другой предлагал свистульку.

Кызметь совсем растерялся и только оглядывался во все стороны, весело щуря узкие глазки и скаля зубы.

Аким отобрал пять человек и пошел к амбару. Толпа повалила за ним. Но у дверей амбара Аким остановился и сказал, что всем входить нельзя. Войдут только они с Антиповым, Захар с Кызметем, Цыган и еще пятеро рабочих.

Антипов прибавил, что, когда олово перетаскают, двери откроют, чтоб все, кто хочет, могли на него посмотреть, а теперь пора за работу.

Понемногу все разошлись.

Глава шестая

Только теперь, когда в амбаре лежали запасы меди и олова, Аким стал радоваться по-настоящему, что немец научил его исправить первые три болванки.

За новые они только что принимались, а первая пушка уже совсем почти готова была.

Чика велел, как только ее закончат, показать ему.

Гаубица вышла на славу, и ядра для нее были тоже отлиты.

Назначили испытание. С утра пушку поставили на передок, и рабочие сами с песнями и криками выкатили ее из передних ворот.

На опушке леса, против ворот, поставили большой деревянный щит.

Как только ударил обеденный колокол, рабочие со всего завода опрометью кинулись в ворота и запрудили весь пустырь по обеим сторонам от ворот.

Чика, Антипов, Аким, немец окружили пушку. Антипов сам зарядил и навел на цель.

Все затихли и с напряжением уставились на новую гаубицу. Бабы, высыпавшие из поселка, крестились. Даже немец еще больше покраснел и отдувался, топорща усы. Аким стоял весь белый, прижимая к груди обе руки и ничего не видя, кроме этой первой гаубицы, из-за которой он столько перемучился.

Чика дал знак, и грянул выстрел. Щит разлетелся в щепы, а гаубица слегка дымилась, такая же блестящая, как раньше.

На пустыре поднялся сразу такой галдеж, что не то что