Жандармский дворик - Нонна Ананиева

– А мне кажется, надо всё послушать, везде слетать, посмотреть и только потом решения принимать. Там, на Земле, виднее будет, – спорила Икара.

Они с братом были похожи по характеру своим напором, любознательностью и отстаиванию справедливости. Генрих был просто серьёзнее, ему всегда внушали, что он несёт ответственность не только за себя, но и за младшую сестру.

– Я вот, если честно, в прошлое бы слетал, – подумал вслух Лёша.

– Это мы знаем. С тобой ещё дома были непонятные происшествия. Мне папа говорил, – сказал Генрих.

– Твой папа? Про меня тебе говорил такое? – удивился Лёша.

– Ты даже не замечал, как он с тобой по-немецки говорил. Откуда ты так хорошо говорил по-немецки?

– Я на самом деле не знаю. Но мы же с вами тоже иногда по-немецки говорим, – Лёша не хотел трогать эту тему даже здесь.

– А помнишь, как ты маме рассказывал про Петропавловскую крепость? – поддержала брата Икара. – Про каких-то декабрьских?

– Про декабристов, а не декабрьских, – поправил её Лёша.

– Итак, друзья, вы правы! – ожил Рару. – Мы никуда не полетим, пока вы искренне этого не захотите. Не сработает.

– Что не сработает? – спросили они хором.

– Я бы начал с того, что сильно попросил бы вас ничего не бояться. Мы – ваши друзья, – в Рару произошли какие-то перемены: он стал серьёзнее и немного напряжённее. – Я бы даже позволил себе предупредить вас, что страх всегда приводит к негативным последствиям и движению назад.

– А я и не боюсь, – послала ему Икара свои мысли.

Рару заглянул ей в глаза на долю секунды и продолжил:

– Вас интересует будущее?

Никто не отвечал.

– Вам интересно, как сложится ваша жизнь? Жизнь вашей страны? Жизнь вашей планеты?

И опять все молчали.

– А если я вам скажу, что вы можете сами, силой мысли и своими поступками сотворить не только своё будущее, но и всей Земли?

– А если мы ошибёмся? – еле пискнула Икара.

Страх, конечно, это плохо, она и без Рару это знала, но иногда бывает же страшно.

– Мы хотим вам помочь не ошибаться. Мы хотим показать вам ваши возможности, которые вы не сможете увидеть у себя на планете. А потом вы сами решите, нужно вам это или нет.

Последнее предложение Рару явно адресовал мальчикам.

– Мы хотим это сделать, даже несмотря на то, что вы ещё дети, – добавил инопланетянин.

– Это интересно, – сказал Генрих, – но ответь на наш главный вопрос – зачем это нужно тебе? Ты же живёшь на корабле, ты не человек, как мы. Тебе чего-то не хватает?

– Я обязательно отвечу, но позднее. А сейчас я прошу доверия.

Ребята переглянулись.

– Поехали! – ответил за всех Лёша.

Тут же появилась уже знакомая кирди с приветливо открытой крышей.

– Гарамания, Санатария, Вафия, Челения, Григориу, Саман, Саман, Саман! – забубнили новоиспечённые телепортирующиеся.

* * *

– Вселенная огромна, – сказал Рару, когда все закончили волшебную просьбу. – Везде работают законы мироздания. Они построены так, что, только постигнув один уровень, можно переходить на другой, только пройдя один путь развития, можно открыть двери для следующего. Во многом наш народ уже опередил вас, нам знакомы другие измерения, и мы давно не берём за основу плотные материальные структуры, хотя, возможно, у нас с землянами были одни истоки. Когда-то мы были очень похожи на вас. Мы тоже умели радоваться цветам, помогать слабым, верить в дружбу и любить своих детей. Когда-то мы тоже умели слушать своё сердце…

– Вы не можете дружить? Это правда? – от удивления Икара опять заговорила в голос. – У тебя, что, нет ни одного друга, Рару? А с кем же ты гуляешь по всем этим красивым дорожкам? Вы Новый год-то хоть отмечаете?

– Нет, не отмечаем. У нас есть особенные дни, когда надо посылать всем приветствия и импульсы, но и это уже отмирает, – ответил Рару. – Я посылаю их только моему отцу. Я боюсь, что, посылая импульс, я позволю вычислить несколько чисел моего кода, а это опасно из-за вирусов.

– То есть ты посылаешь добрый импульс, а получаешь что? – переспросила Икара.

– Вирус. Это такие частицы или кристаллы, которые всё разрушают. Они не могут жить самостоятельно, а попав внутрь, разрушают то, что было до того, как они туда попали.

– А зачем они это делают, если ты им не сделал ничего плохого?

– А разве плохое делается только в ответ?

Икара задумалась. Она вопросительно посмотрела на Генриха и Лёшу.

– Но ты же хороший, Рару. Я это точно знаю. Я чувствую. Значит, у вас есть ещё такие же, как ты.

– Конечно, есть. Только им об этом никто не говорит. Нам перестали говорить о добре и зле. Нам говорят только о том, что нужно и что не нужно, кто нужен и кто не нужен. Никто не спрашивает, что мне нравится, с кем я хочу проводить время, что я хочу изучать, и кто будет моим учителем.

– Ты знаешь, – вставил Генрих, – если на то пошло, то не думай, что на Земле меня кто-то об этом спрашивал. Ты знаешь, что мы с Икарой не живём в своей стране. Хотя нам и очень нравится в СССР, мы почему-то не можем жить в своей родной Германии.

– У нас там бабушка осталась, – скривила мордочку Икара. Ей захотелось немного всплакнуть, но она быстро взяла себя в руки.

– Это сейчас так, потом придут другие времена… – многозначительно протянул Рару. – Ну ладно, хватит. Как-нибудь ещё поговорим. Расслабляться надолго нельзя, запомните. – Он нажал какие-то кнопки на пульте и добавил: – Это выражение из взрослой жизни.

Кирди продолжала лететь беззвучно по какому-то коридору и постепенно через прозрачные стены и потолок так называемой машины они увидели старинную улицу. На угловом доме было написано по-русски «Улица Вознесенская».

– Ой, это же Москва! – воскликнула Икара. – Я помню этот большой красивый дом. Там трамвай должен… а трамвая нет. И люди так странно одеты. Лошади, смотрите!

– Генрих Карл Дангауэр, прусский поданный, приехал в Россию в шестидесятые годы ХIХ столетия, – Рару явно решил что-то рассказать. – Царское правительство предоставляло иностранным капиталистам большие льготы, так что Генрих продал имущество и отбыл в Россию, мечтая о большом деле. И он преуспел. Сейчас мы стоим перед первым зданием его завода, который производил оборудование для винокуренной и сахарной промышленности. А напротив, через дорогу, в том здании, которое вспомнила Икара, находится Елизаветинское женское училище. Завод очень шумит и не даёт им покоя. Они всё время ругаются между собой и пишут письма с жалобами.

– Я что-то вспоминаю… Дангауэр… погодите, – задумался Лёша, – там делали водомеры, лестницы, стропила, котлы, оборудование для консервных заводов, насосы. У меня же были классы по хозяйству… Потом началась война в 1914 году, они стали делать снаряды…