Котулху-Мявн и проклятие Солнечного города - Агния Александровна Кабитова

какие-то там импульсы головного мозга. И вообще, все эти научные штучки были далеки от него. Но страх перед древним монстром, который мог в любой момент перестать верить в его всемогущество, обязывал действовать.

Поэтому он выбрал ошейники для дрессировки. Они могли ударить током, если носитель пытался покинуть пределы города. А также периодически начисляли или отсчитывали баллы. Стоило лишь незаметно нажать на специальном пульте кнопочку.

Прибор походил на ошейник с солнышком, внутри которого пока красовалась цифра «0».

– Сейчас настроим.

Пара движений, звук проворачивающегося механического колесика и вот. Вместо нуля появилась число минус тысяча. А в кармане сэра пульт.

– А сейчас мы пойдем на обход, ты с остальными попробуешь исправиться и стать приличным гражданином.

Котулху-Мявн посмотрел на сэра как на идиота. Стать «приличным» еще и «гражданином», – это последнее, о чем мог подумать древний монстр.

Пока его бесцеремонно перенесли в какую-то мини-темницу, называемую «переноской», а сами собирались куда-то. Сэра вызвали на телефонный разговор с мэром.

– Крепитесь, сэр-р-р. Может, сейчас премию пошалуют, а не очер-р-редную р-рабочую командир-р-ровку, – радостно виляя хвостом, поддержал дежурный.

Кислое выражение лица сэра и его невнятное «мдау» порадовало злорадного Котулху-Мявна.

Пока шел разговор, монстрик попытался выбраться из заточения, но не смог открыть замок. Древняя магия его не слушалась. Он произносил слова, но они не действовали, оставаясь просто звуком. Бессилие. Он почувствовал, казалось, давно забытое ощущение полного бессилия. Нахлынули воспоминания. В самый неподходящий момент, будто неудач и злых чар было мало.

Котулху-Мявн вспомнил, откуда это чувство беспомощности и ничтожности. Из детства.

В детстве Котулху-Мявн рос среди великих чудищ. С ранних лет он точно знал, что делать, чтобы заслужить внимание и даже любовь своих родителей. По крайней мере, он так думал. Что вообще любовь можно и нужно заслуживать, а не получать просто потому, что вы семья.

Он должен был захватить какой-нибудь город. Поработить местное население и слегка до смерти его запугать. Затем дождаться, когда эти кричащие точечки принесут ему все золото, серебро и другие драгоценные штуковинки. А после, желательно, построят в честь него огромную статую. И там пару легенд или эпосов сочинят.

И каждый раз город должен был быть больше, золото ярче, статуя – выше. Поначалу ему казалось это даже неправильным. Ну, представьте. Вы приходите в поселение, Вы еще совсем небольшой монстр. Метров пять, ну самое большее – шесть. Смотрите на людей, люди смотрят на вас. И вы все не понимаете, что делать. Первое место Котулху-Мявн помнил очень хорошо. Это была небольшая деревушка. Не бедная, но и не богатая. Там из ценностей было, наверное, три коровы и пара курятников. А, еще домик с ленточками. И жители того поселения не побежали на него с вилами, не попытались его побить и изгнать. Нет. Они вынесли ему сыры и какие-то пироги. В ответ он прогнал стаю волков от их пастбища. Ему тогда показалось это… правильным.

Когда Котулху-Мявн вернулся со своим сокровищами, родители не приняли их. У его братьев и сестер в мешках лежали сияющие магические кубки, россыпи драгоценных камней, на худой конец какие-то говорящие книги. А у Котулху-Мявна слегка надкусанные пироги и пара сырных кругов. И его хвост украшали ленточки. Жители поселения его не боялись. Наоборот. Они испытывали это… ну, как оно называется, а, вот… Сочувствие. А это не то, что хотели видеть родители Котулху-Мявна. Власть через страх, через силу. Порабощение, истребление. Родители даже не стали забирать принесенное их непутевым чадом.

Первая неудача хорошо врезалась в память тогда еще молодого монстра. Впредь он уже не допускал таких «промахов». Он находил богатые поселения, разорял их, несмотря на мольбы или угрозы. Со временем его сердце ожесточилось. Больше сияющих монет, больше ужаса в глазах его жертв.

Так и проходило время, прерываемое многовековым сном. Менялись эпохи, одни цивилизации приходили на смену другим. А детская обида оставалась, только глубже прорастая в сердце.

И как неразрешенные проблемы прошлого разрастаются и лишают радости, так и загадочный туман. Он разливался между улиц Солнечного города, будто проникая внутрь сознания горожан. Даже самые уперто-доброжелательные становились нервными. Даже истеричными. Все чаще слышались ругань и взаимные претензии. И почему-то многие считали, что выяснение отношений с взаимными претензиями, криками и даже потасовками – отличное решение! И к этому обязательно надо привлекать полицию, перетягивая её на свою сторону. Мэр же упорно делал вид, что это сезонное обострение, а волнения главы полиции – так, глупости. Желание создать видимость бурной деятельности. Казалось, что устремления мэра были направлены на то, чтобы стать по правую руку от короля, а затем, кто знает, может, и примерить корону. Наследников у правителя еще не наблюдалось.

– Сумасшедшие горожане в сумасшедшем городе, – невольно пробубнил Пур-Пур, вспомнив свою последнюю попытку что-то донести до мэра.

Сэр уныло взглянул на стопку заявлений. Пользуясь задумчивостью монстрика, он сгреб его вместе с писаниной в плетеную корзинку. С розовым бантиком, ленточками, рюшечками.

– Это ритуальная урна для жертвоприношений? – выйдя из оцепенения, с надеждой в голосе спросил монстрик.

Если подчиниться року судьбы, то только величественно, с гордо поднятой головой!

– Почти, это для походов на пикник с семьей, – ответил Пур-Пур, стараясь не кряхтеть как дед после каждого движения.

Котулху-Мявн от разочарования зашипел и даже на мгновение смог призвать грозовую тучку. Правда, размером с чашку. В этот момент сэр рукой толкнул большую, украшенную узорами дверь.

Та даже не подумала открываться. Еще вздох. Вторая попытка. Еще, теперь уже удар. Без толку.

«И это остановило великого Меня?» – хмуро подумал Котулху-Мявн, про себя злорадствуя неудачам своего пленителя. Под шумок он попытался лапками и щупальцами сломать корзинку изнутри.

Пара тщетных попыток. Ни сэр не смог открыть дверь, ни монстрик – разломать прутики и стащить ключи.

– Иногда мне кажется, что весь мир против меня.

Кто-то снаружи открыл дверь. Оказалось, она открывалась не наружу, а вовнутрь кабинета, нарушая правила пожарной безопасности и замыслы планировщика.

– Что-то случилось? Такой стук! – спросил дежурный, обмотанный телефонным проводом и параллельно отвечающий на какой-то вопль возмущения из трубки.

– Да… там просто… неважно.

Схватив корзинку, хмурый начальник выскользнул из переполненных, одинаково угловатых кабинетов. Узкие коридоры, множество плакатов с правилами, выученными наизусть. Ориентировки с портретами хмурых преступников. Доска почета с еще менее жизнерадостными сыщиками, оперативниками.

Перед выходом на улицу Пур-Пур накинул дождевик, захватил фонарик в форме солнышка. Аккуратно подкрутил яркость и уровень теплоты.

– У нас три часа, дальше заряд закончится. Надеюсь, ты не попытаешься сбежать. Можно же на «ты»?

– Если хочешь умер…

Вдруг послышался