История философии. Реконструкция истории европейской философии через призму теории познания - Иван Шишков

| В целом можно сказать, что всё, что унижает и губит человека, она возве- I* ла в идеал.

! На самом же деле, по мнению Ницше, за обнаруживающейся в моральных ценностях воли к власти скрывались три силы: 1) инстинкт стада про- | тив сильных и независимых; 2) инстинкт страждущих и неудачников про- ! тив счастливых; 3) инстинкт посредственности против исключений. Эти три силы фактически разрушили могущество, личностное начало в человеке, его чувство гордости. Чтобы вернуть себе это чувство, почувствовать свое могущество, он должен впредь руководствоваться волей к власти, достижению которой содействует не только добро, но и зло, ибо «всякое добро исходит от зла»^[1599]. И далее: «Сила доброго, — подчеркивает Ницше, — заключается в том, что его злое сильно»^[1600]. Воля к власти утрачивается, если опираются исключительно на добродетели, которая достигается такими же «безнравственными» средствами, как и всякая победа: насилием, клеветой, ложью, несправедливостью. В этом смысле она есть порок. А потому, заключает «философ неприятных истин», «чтобы человек мог иметь к себе уважение, он должен быть способным стать также и злым»^[1601]. Даже Иисус из Назарета, по словам Ницше, «любил злых, а не добрых: даже его доводил до проклятия их морально негодующий вид. Всюду, где вершился суд, он выступал против судящих: он хотел быть истребителем морали»^[1602].

Стало быть, если христианская мораль делает ставку на добро, то мораль Ницше — на зло, ибо «…зло есть лучшая сила человека… Человек должен становиться всё лучше и злее»^[1603]. В этом собственно и суть новой морали Ницше — имморализма.

Имморализм призван восстановить натурализм в морали и прежде всего естественного, «дикого» (на моральном языке — «злого») человека, излечить его от «культуры», читай: от морали, которая утвердила преимущество воли к «ничто» перед волей к жизни, иными словами утвердила принцип жизни: «лучше не быть, чем быть», т. е. отвергла ценность жизни. Стало быть, такая противоестественная мораль направлена, по сути, против инстинкта жизни. Это восстание против жизни стало почти священным в христианской морали. Подлинная же, «здоровая» мораль — а для Ницше таковой является имморализм — подчиняется инстинкту жизни, изымает из жизненного мира человека такие понятия, как «вина», «наказание», «нравственный миропорядок», становится по ту сторону добра и зла. Последнее оказывается возможным потому, что Ницше отрицает существование в морали моральных фактов. «Мораль, —_: подчеркивает „философ неприятных истин", — есть лишь истолкование известных феноменов, говоря точнее, лжетолкование… Мораль есть просто язык знаков, просто симптоматология: нужно уже знать, о нем идет дело, чтобы извлекать из нее пользу»^[1604]. В понимаемой таким образом морали творить добро и зло может лишь тот, кто разрушает ценности. Только при этом условии высшее зло принадлежит высшему благу.

В целом можно сказать, что в слове имморализм заключаются два отрицания: во-первых, тип человека доброго, доброжелательного, благодетельного; во-вторых, род морали, который как мораль сама по себе есть мораль декаданса, каковой для Ницше оказывается, по сути, христианская мораль. Именно христианская мораль «как самая злостная форма воли ко лжи» испортила человечество, научила его презирать первичные инстинкты жизни и отрицать жизнь в глубочайших основаниях, научила ценностям декаданса как высшим ценностям, выдумала «дух», «душу», чтобы посрамить тело. Потому философ-пророк дает следующее с присущей ему остротой языка определение морали: «мораль — это идиосинкразия decadents, с задней мыслью отомстить жизни»^[1605]. Безусловно, под это определение морали попадает, прежде всего, мораль христианская.

Предлагаемая в противовес ей новая мораль — имморализм — предполагает новый тип человека, обозначаемый Ницше как сверхчеловек. Свое учение о сверхчеловеке, вызвавшее множество толков, он вложил в уста «дионисического» Заратустры, истребителя морали.

Если человек как вид есть животное, то между ним и сверхчеловеком лежит непроходимая пропасть. Человек как раз и есть мост, переход на пути к цели — сверхчеловеку. Для него человек есть бесформенная масса, материал, безобразный камень, требующий еще ваятеля. Как пишет сам философ-пророк: «Человек — это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, — канат над пропастью»^[1606]. Ее можно преодолеть, если превзойти человека. В этом Ницше собственно и усматривает сущность I человека: «Человек есть нечто, что должно превзойти»^[1607]. Так понимаемый человек есть одновременно и переход, и гибель на пути к сверхчеловеку, который должен стать смыслом земли и человеческого бытия, и Нынешний человек — человек толпы, «одномерный человек» — стоит! посреди своего пути между животным и сверхчеловеком. Для него «умер- I ли все боги…»^[1608], у него одна надежда на сверхчеловека, ради которого стоит принести в жертву царство толпы и не щадить своего ближнего. [«Великий человек, — считает философ-пророк, — тот, который ради своего дела отбрасывает прочь от себя сострадание и умеет сокрушить свое уступчивое сердце: он требует от себя и решается принести в жертву многих и многое для того, чтобы иметь успех самому…»^[1609].

У человека толпы главной добродетелью выступает сострадание^[1610], - ему чужды сладострастие, властолюбие, себялюбие, которые, по мнению Ницше, как раз и должны стать основополагающими ценностями нарождающейся новой морали сверхчеловека — имморализма, морали льва. На смену человеку толпы, утверждавшему, что не существует высших людей, что перед Богом все люди равны, должны прийти высшие, более сильные, более веселые, такие, у которых, по словам философа-пророка, «прямоугольно построены тело и душа: смеющиеся львы должны прийти»^[1611]. На смену умершему Богу приходит сверхчеловек, царство которого находится по ту сторону добра и зла. К нему ведут ненависть, отчаяние, отвращение к человеку, страдание человеком, страх, сердечная мука, скорбь, зло. Для блага сверхчеловека нужно самое злое. «Человек, — учит устами „дионисического⁴⁴ Заратустры Ницше, — должен становиться всё лучше и злее, ибо зло есть лучшая сила человека»^[1612]. Тем самым «философ неприятных истин» утверждает превосходство зла, его творческое начало для развития жизни.