Тайная жизнь цвета - Кассия Сен-Клер

Эти гимны, более чем на десять тысяч строк, переполнены описаниями небес. Вряд ли в них чаще упоминается какой-то другой предмет. Солнце и рассветные переливы красного цвета, день и ночь, туча и молния, воздух и эфир — все это разворачивается перед нами снова и снова, во всем блеске и живой полноте. Но только одного мы никогда не узнали бы из этих древних песен, если бы уже не знали этого, — что небо синее^[16].

В конце концов слово, обозначающее синий цвет, появилось в результате эволюции слов, служивших для наименования зеленого или, чаще, черного цвета. Гейгер считал, что он отследил корни кажущейся невосприимчивости человечества к различным цветам в этимологии — истории происхождения слов. Для начала люди назвали свет и тьму (белый и черный цвета); потом нашли имя для красного, потом — желтого, потом — зеленого и, наконец, для синего. Более масштабное исследование, проведенное в 60-х годах XX века Брентом Берлиным и Полом Кеем, дало похожую последовательность. Из этого сделали два вывода: во-первых, о том, что восприятие хроматических категорий — врожденное чувство; во-вторых, о том, что отсутствие обозначения для цвета в языке влияло на зрительное восприятие этого цвета.

Однако еще более масштабное исследование в 80-х годах обнаружило факты, противоречившие этим выводам: существовали языки, которые развивались не так, как предполагали Берлин и Кей; языки, в которых «цветоделение» происходило совершенно по-другому. В корейском, например, желто-зеленый цвет обозначается отдельным словом, отличным от слова, обозначающего зеленый^[17], в русском голубой и синий — разные цвета. Классический пример — язык химба, племени, живущего на юго-западе Африки. Язык химба подразделяет весь видимый спектр на пять сегментов. Другой пример — язык реннелл-беллона, на котором говорят полинезийцы на одном из атоллов Соломоновых островов. Их спектр делится, грубо говоря, на белый, темный и красный цвета; в «темный» входят синий и зеленый, а в «красный» — желтый и оранжевый^[18].

Выходившая после этого литература, посвященная взаимосвязям языка, цвета и культуры, раздражающе неоднозначна. Один лагерь — релятивисты — утверждает, что язык влияет на восприятие и даже формирует его и что без соответствующего лексического обозначения цвета мы просто не увидим его, не отличая от других. Универсалисты, следуя Берлину и Кею, уверены, что основополагающие цветовые категории едины для всех и каким-то образом заложены в биологию человека. Единственное, что мы можем сказать наверняка, — язык цвета очень непрост. Дети, легко отличающие треугольник от квадрата, могут не увидеть разницу между розовым, красным и оранжевым. Известно, что отсутствие слова для обозначения чего-либо не означает, что мы неспособны это «что-то» распознать. Греки, конечно, прекрасно различали цвета, возможно, они просто не считали их такими же интересными, как мы.