Собрание произведений в 2 томах. Том II (изд. 3-е) - Леонид Львович Аронзон

Спохватившись вдруг, впопыхах, настежь, как бы на́рочно, отшатываясь от пустых квадратов рам, бросился к телефонной будке и в отверстиях диска увидел нужный мне номер.

«Я был непростительно развязен. Это угнетает меня, и, Бог мой, разве вас подобностью проведёшь?»

Я сразу же заметил, что в лицах была оглядка, набросок каких-то поз, и в итоге нет, нет, когда и вещи разбросаны как попало, сбился на вопрос: «Как же так?» И в исходе я был не уверен, так что, то и дело, посматривая в глаза, ещё не понимая, ждут ли чего? Это ли казалось мне мучительным.

«Садитесь сюда и не стесняйте себя визитом», — услышал я, выбирая место.

«У вас всегда выпадает не?» — спросил я эту пожилую женщину.

«Нет, я только хотела обогнуть ваши ли».

Я смутился и, как обычно со мной случалось в подобных вариантах, вспомнил красных муравьёв из рассказа Д. Муравьи в этом рассказе были громадны и не брезговали людоедством. Моё смущение соединялось с ними, наверное, из-за цвета, т. к. я тотчас же покраснел. Меня усадили в жёсткое кресло, и пожилая женщина вышла из комнаты.

В кресле я сразу же ощутил позу подсудимого, приобретённую напрокат: худой, небритый молодой человек в кресле лечебницы, где и мысль «задних коридоров, палат, тумб, кафеля», скорее истощённое тело хроника на узкой полосе госпитальной койки, чем застеклённый холл, промежуток (простенок?) между душой и плотью. Это мой способ перенимания внутреннего мира, состояния других.

— Вы, д. б., супруг Марины? — начал я, привыкая к высокому трюмо и журнальному столику.

— В какой-то мере.

— В немалой. Она вас любила.

Я заметил его желание сесть как-нибудь иначе: раньше он свободно полулежал в своём кресле, теперь же подался вперёд, обхватив ладонями углы ручек кресла. Я понял его попытку и начал загонять его ещё глубже в принимаемую им позу.

— Вы уроженец г. Бенуа?

— Нет, я только потомок Бенуа.

Итак, первая оплошность. Я допустил усмешку с его стороны.

— Я и хотел сказать, что ваша фамилия знаменита.

Но эта фраза смахивала на отступление. Ему было явно не уместиться в моей позе. Он ёрзал, доставал сигареты, и я не мог воспрепятствовать этому. Затея была мне не под силу.

— А! — а вы тот самый поклонник…

— Я был и тем, — сказал я.

— …Надо же, из ничто. (Может быть, короткий анекдот.)

Наконец-то я понял, что суть не в том, кто кому задаёт вопросы. Мои ладони по-прежнему сжимали углы ручек кресла, я уже более получаса сидел так, как будто был готов вскочить. (Страх и желание быть судимым. Врождённая поза, положение тела.)

— Вы, кажется, пишете?

— Да.

— Если вы не возражаете (если у вас нет возражений), я бы просил вас ознакомить…

— Хорошо.

— Раньше ты был самоуверенней, — сказала М.

(Смолчал: «Возможно. Это с годами проходит».)

Когда, и верх всего,

пейзаж твой — кустарник низкостелет птиц,

но ты спиной [ко всем маршрутам],

как я, покойность низачто!

Могла бы выстроить из пауз

огромный, словно взморье, холл.

Тогда бы я, любимый вами,

не оступясь в какой-то век,

скорописал бы ваше имя

ручьём, разбросанным в траве.

— Вы хотите огласки? — не унимался он.

— Да, как объявления об розыске двойника.

Муравьи снова всплыли в моей памяти. Я их видел и никак сначала не мог понять, как такие громадины помещаются в моём черепе. Они были громадны, их почти метровую величину я представлял ясно, без всяких сомнений, и тем не менее все они, а их было несметное множество, шевелились, двигались, тёрлись друг об друга, волочили мёртвых и не исчезали. Д., как и я, воссоздал их по подобию обычных наших лесных муравьёв (я знал наверное, что тех гигантов он никогда не видел), но тем не менее они существовали, были частью моего бытия и не были мертвы, потому что, я видел, они беспрерывно двигались, суетились, перебирались один через другого. Я никак не мог отделаться от мысли, что мой мозг пожирается заживо этими мнимыми существами. Я попробовал изгнать их каким-нибудь более сильным воспоминанием и начал дословно читать свои записки по памяти.

И по насту не угнаться именем, когда мучительно приближаться.

Почему бред?

Искусство составляется из ассоциаций, от близких к более широким. Наиболее дальние ассоциации — в области случайного. Безумие чаще всего пользуется случайным (см. книги по психиатрии, опросы больных), поэтому творцы к нему апеллируют, имитируют сумасшествие (мой метод перенимания внутреннего мира — подражание внешним манерам), вживаются в него. Ассоциации требуют связи. Взаимосвязь любых проявлений, даже ничтожных, очевидна. Бред, например, связывает паузы.

Прочерки времени, начерно набросанные на пыльной поверхности опечатки, когда бы не желание выведать блаженное деление вихрем, паузой, вывертом или итогом, выскользнули и, значит, было куда. Зеркала стояли vis-à-vis, и этого казалось достаточно, чтобы увидеть прекращение времени.

1964

286. Кабак

— Не успеете, и я уж решился не отпускать Вас на вопрос: сколько ещё? Нет, нет, когда и вещи разбросаны как попало, впопыхах, настежь, как бы на́рочно.

И в исходе гость был не уверен, на лице его была оглядка, набросок каких-то поз, и, озираясь вокруг, он сбился всё-таки на вопрос:

— Как же так?

Официант смутился.

— Извините, я, может быть, и не вправе, но вы, я ещё раз извиняюсь, должно быть, следует накрыть и на остальные персоны.

— А это не предосудительно здесь, я, видите ли, — гость откусил ноготь с большого пальца, — вся эта перестановка, благозвучие й, каллиграфия, и, вероятно, старое семейство ра не как фамильная редкость на натёртых полах выбросилась прямо с бала на тротуар, как вы сами понимаете, в другое время и обязательное обаяние, я-то сам не видел, где-то за Рощино, так что местный блюститель хотел её изнасиловать и такой…

В пустыре, именуя линии, женщина за книгой или вариант адресата, на которого было записано несколько эпизодов, боком как-то, что ли по-польски, разбрелись, и, казалось, в центре их не поднялось и куста рек.

— И, уже случилось, я тяготился этим.

— Но мне следует и другие столики обслуживать, а ваш заказ совсем не на одного. Я хотел бы извиниться.

За соседним столиком играли в шмен. Оглянувшись, официант для себя заказал первую и две предпоследних. Партнёр и официант выиграли.

— Я тоже выиграл, — сказал официант, подойдя к их столику.

Те улыбнулись.

— Я рад за вас, — сказал партнёр, деля выигрыш. — А вы всегда расплачиваетесь, — улыбнулся он, — или только приходите за