Бабья доля или Добродея - Наталья Александровна Баскакова

– Деденька, – крикнул внук, одеваясь в школу, – ты гляди какой мыроз на улице, как в школу-то идти?!

– Дак робяты-то бегут.

– Дак, то робяты, а то я. – Для приличия помолчал. Затем, как будто его осенила великая мысль, он с восторгом объявил: – Деденька, ну-ка запрягай лошадь в кошеву, да тулуп не забудь.

– Людка, ты чё придумал? – в полном недоумении спросил дед.

– Пока ты будешь распрашивать, я в школу опоздаю.

– Ты чё хошь в школу на лошаде ехать?

– А пешком я опоздаю.

От причуд внука у старика из рук вылетело шило и дратва:

– Людка, язви тя в душу, до школы сто метров.

– Ну и чё, холодно ведь, а если я замёрзну?

Делать нечего любимый внук сказал, значит, так тому и быть. Старик одел полушубок, шапку, вышел во двор и вывел лошадь из стойла. Вынес упряжь и начал запрягать лошадь в кошеву.

Дарья, собираясь идти за водой, увидев свёкра за столь важным занятием, спросила:

– Тятенька, ты куды сбирашся ехать?

Старик, немного замявшись, ответил:

– Да вот Людку повезу.

У Дарьи захолодело всё внутри:

– Куды, чё с ним? – побледневшая, она еле-еле устояла на ногах.

– Ни чё, не произошло, – поспешил успокоить её свёкр, – в школу повезу, на уроки опоздат ведь.

От негодования Дарья поперхнулась:

– «Опоздат»? Я ему опоздаю, шшас я его коромыслом уважу и в школу спроважу.

Она кинулась к крыльцу дома, но старик остановил:

– Не надо, Даша, пусь прокатится, да и лошадь застоялась.

Людвиг важно восседал в кошеве. Выглядывая из тулупа, крутил своими большими глазами. Одноклассники, с криками, бежали вслед за кошевой:

– Людка-а-а, можно прокатится?!

– Цепляйтесь,– снисходительно разрешил очень важный хозяин кошевы.

Возле школы, снимая тулуп, Людвиг отдал деду ценные указания:

– В час чтобы лошадь была тут.

***

Дарья во всём старалась угодить Тихону. Угодила она и в том, что «на сносях» согласилась переехать с Тихоном в уездный город, куда его направили работать по партийной линии на металлургический завод.

На новом месте жительства семья Шлемовых разместилась в двух больших комнатах деревянного коттеджа, рассчитанного на несколько семей. Немного обосновались.

В самый разгар лета появилась на свет крикливая большеглазая девочка. Тихон

давно подумывал, как бы так назвать следующего ребёнка, чтобы имя было необычное, и чтобы Дарья, более-менее, смирилась с придуманным мужем именем. Девочка родилась как раз накануне августа, и в выборе имени долго ломать голову не пришлось. Тихон ласково и вкрадчиво обратился к жене:

– Дашенька, ты знашь, како хороше имячко я придумал для дочки?

– Како? – настороженно переспросила жена.

Тихон с особым вдохновением и торжественно произнёс:

– Августа!

Дарья, как будто не поняв, недовольно переспросила:

– Како, како?

– Августа, – повторил Тихон уже без прежнего воодушевления.

Дарья сокрушённо произнесла:

– У, Господи, да за чё же наказанье тако? Вроде, русски мы, деревенски, а имён робятам надавали не приведи Господь.

Тихон заискивающе подошёл к разговору с другой стороны:

– Дашенька, ну конешно, имя это польско, но если Авочкой её называть, уж больно крысиво получатся, как и она сама. Глядя на маленькую, голубоглазую, круглолицую дочку, Тихон нежно продолжил: – Даша, ты посмотри-ка, наша Авочка уж больно похожа на тобе, така же красива, как и ты.

Таким образом, Дарья опять согласилась с именем дочери, выбранном мужем.

Авочка росла шустрой и, вероятно, чувствуя своим детским умом, что ей со стороны родителей больше предпочтения отдаётся, чем старшим детям, несмотря на свой малолетний возраст, уже любила покомандовать и, конечно, вовремя донести родителям проказы старших братьев. А так как Авочкин разговор, по малости лет, ещё имел достаточный дефект, то все её «сплетни» нередко получались довольно забавными.

Старшие сыновья с соседскими мальчишками задумали как-то испытать волшебство восприятия никотина. Чтобы их никто не заметил за мужским соблазном – курением, забрались в сарай. Только они закурили, как в щели дощатой двери появился подсматривающий голубой глаз сестрёнки. Предвкушая радостный донос отцу с матерью, девочка с особым восторгом закричала громким голосом:

– Ага, куите, ну куите, куите, а я папане с мамой казю, вот!

Людвиг шугнул её, но уже было поздно. Авочка мигом «впорхнула» в дом и подбежала к отцу. Глаза от радости горят. Девочка, что есть духу, выпалила:

–Папаня, а Юдка и Минюська куят в саяе.

Появившихся во дворе ребят, отец позвал в дом:

– Людка, Минька, а ну-ка дыхните.

После манипуляции сыновей на проверку факта курения, оба оказываются в углу. За ними последовала на место наказания и самый главный доносчик, за сексотство. Но после просьбы о помиловании все трое оказываются на улице. Спустя немного времени Ава, с рёвом и криком прибегает домой жаловаться отцу:

– Папаня, Юдка и Мися меня набии,– и всё начиналось сызнова.

Вообще, ребятам, особенно старшим соседским, очень нравился шкодный говорок малышки: частенько во дворе и вольно и невольно они заставляли девочку повторять те или иные изречения. Как, например «Поп – толоконный лоб». Авочка сначала с удовольствием выговаривала: «Поп – таёконный ёб». Затем уже в слезах кричала на весь двор эту реплику на потеху всем.

Роза же была первой маминой помощницей, делала всё по дому, да и тяжеловато было справляться одной Дарье. Намечался пятый ребёнок.

***

Семья Шлемовых была доброй по своей натуре и доверчивой, особенно Дарья, она всех старалась пожалеть и приголубить, но порой эта доброта оборачивалась для семьи острым углом.

Минька дружил с предводителем группы беспризорников Володькой. Зачастую Володька был «гостем » Шлемовых. Вместе, так сказать, ели и пили из одной чашки-ложки. Уважал Володька тётку Дарью, как свою мать. Но, голодные, оборванные, никому не нужные маленькие «бандиты» хотели, как и все люди, есть и пить, хотели как-то существовать на нашей большой и грешной земле. И откуда им было знать, что в доме, от которого за версту несло свежеиспечённым хлебом, живёт женщина, к которой только приди и скажи: «…я есть хочу…», и ты будешь накормлен. Не могли и мыслить этого беспризорники, но знали, что они были грозой народа, и люди вздрагивали от их присутствия.

Дарья только напекла хлебов и выставила их отдыхать, сама же вышла в огород, чтобы помочь Розе в прополке гряд. В это время и налетела стая беспризорников – момент, и хлебов как не бывало. Вернувшись в дом, Дарья поняла, что детей кормить нечем, да и кто, как не беспризорники, могли это сделать: везде валялись крошки от хлеба, вероятно, до того мальчишки были