Модель. Зарубежные радиопьесы - Петер Хакс

Почему, милостивые государи? В деловых отношениях царит жестокий закон: «Око за око, зуб за зуб», а если кто-нибудь из нас захочет разыгрывать джентльмена, — ему крышка. А у меня все-таки семья. Денег куры не клюют, а все равно вкалываю как каторжный, как десять волов. Накручиваю на спидометре моего «Студебеккера» по шестьсот километров в день. Что вы хотите, коммерция в наше время — это кулачный бой, а личная жизнь — просто карусель. Бывает, поддашься соблазну, а бывает, и нет. Иногда изменяешь супруге, как повезет. Никто не может меня ни в чем упрекнуть.

П р о к у р о р. Поживем — увидим.

С у д ь я. Господа, ради сегодняшнего праздника откупорим бутылку «шато марго» 1914 года. Пробка осталась цела. Вдохнем ее аромат и торжественно подарим господину Трапсу в память о чудесных часах, проведенных в его обществе. Давайте выпьем.

Т р а п с. Блеск!

П и л е. Чудесно!

С у д ь я. Господа, допрос нашего дорогого обвиняемого закончен. Я предоставляю слово господину прокурору.

А д в о к а т. Ну что ж, господин Трапс, выслушаем речь обвинителя. Думаю, что вы будете поражены, узнав, чего вы добились вашими необдуманными ответами. Только, пожалуйста, не теряйте голову, я уж как-нибудь помогу вам выпутаться. Не вешайте нос! Уныние вам не поможет, соберитесь с духом. Слышите, какая вокруг стоит тишина. Только доносятся звуки шарманки и мужские голоса, поющие «У колодца, за воротами». Я Думаю, это нам не помешает.

Издалека доносится пение мужского хора.

П р о к у р о р. Самое лучшее, что произошло на нашем холостяцком вечере, дорогие друзья, самое приятное — это то, что мы напали на след убийства, так тонко задуманного и умело выполненного, что наше государственное правосудие не могло его не прозевать.

Т р а п с. Убийство? Но — помилуйте! (Разражается хохотом.) Вот так штука! Теперь я понял вашу игру! Меня хотят убедить, что я совершил убийство! Ну уж нет, уважаемые, это у вас не выйдет.

П р о к у р о р. Преступление еще надо доказать, тем более что обвиняемый до сих пор считает себя невиновным. Хочу отметить, что раскрытие убийства — счастливое событие, которое заставляет радостно биться наши сердца и ставит перед нами новые задачи, требует новых решений, новых усилий. Я хочу прежде всего поздравить дорогого виновника этого торжества, ибо без убийцы не бывает убийства, а следовательно, и торжества правосудия. Я поднимаю бокал за здоровье нашего скромного гостя Альфредо Трапса, которого судьба привела в этот дом.

Восторг, шум, звон бокалов.

В с е. Да здравствует Альфредо Трапс!

Т р а п с. Уважаемые господа, сердечность, с которой вы меня чествуете, трогает меня до слез. Я не стыжусь этих слез, сегодня прекраснейший вечер в моей жизни.

П р о к у р о р. У меня тоже слезы на глазах.

Т р а п с. Прокурор, мой дорогой, дорогой друг!

П р о к у р о р. Подсудимый, мой дорогой, дорогой Трапс.

Т р а п с. Выпьем брудершафт!

П р о к у р о р. Меня зовут Курт. За твое здоровье, Альфредо!

Т р а п с. За твое, Курт!

П р о к у р о р. Я с ужасом вспоминаю те времена, когда мы, состоя на государственной службе, вынуждены были заниматься унылым, однообразным ремеслом. Как все изменилось! Раньше мы как угорелые бросались от дела к делу, а ныне спокойно, весело и уютно судим преступника, проникаемся любовью к нему и радуемся тому, как растет его любовь к нам. Возникает атмосфера подлинного братства. И это замечательно, ибо правосудие, дорогие друзья, — это нечто веселое, радостное, ничуть не похожее на то внушающее ужас пугало, каким стало государственное право.

Т р а п с. Да здравствует правосудие!

В с е. Да здравствует правосудие!

П р о к у р о р. Разрешите же мне после этого тоста по достоинству оценить подвиг нашего друга. Мне кажется, что я нашел удачное выражение, — ведь моя обвинительная речь никоим образом не должна наводить ужас, напротив, эта высокая оценка поможет ему в полной мере осознать масштабы содеянного; лишь на цоколе чистого познания можно воздвигнуть величественный монумент Правосудия!

Т р а п с. Сказка, просто сказка!

П р о к у р о р. Что же произошло? Каким образом я обнаружил, что нашему дорогому другу принадлежит честь совершить убийство, и не какое-нибудь банальное убийство, нет, — убийство виртуозное, без пролития крови и таких вульгарных средств, как яд, пистолет и тому подобное?

Т р а п с. Вы меня просто поражаете.

П р о к у р о р. Как профессионал, я должен исходить из той предпосылки, что преступление может таиться в каждом углу и его может совершить любой человек.

Т р а п с. Ого!

П р о к у р о р. Первое подозрение возникло у меня, когда я узнал, что наш генеральный представитель Трапс еще год назад колесил на ветхом «Ситроене», а теперь носится на «Студебеккере».

Т р а п с. Ну вот еще! Тогда вся страна должна кишеть убийцами!

П р о к у р о р. Но так как мне известно, что мы живем в эпоху процветания, мое подозрение было еще зыбким, скорее, похожим на предчувствие, которое охватывает нас, когда мы стоим перед таким радостным событием, как раскрытие убийства. То, что наш дорогой друг занял место своего бывшего шефа, то, что ему пришлось вытеснить своего шефа и что этот шеф скончался, — факты, которые еще не являются доказательством его вины, а лишь укрепляют наше предчувствие. Подозрение же возникло, когда выяснилось, что этот легендарный шеф скончался от инфаркта. Здесь нам следовало проявить принципиальность, чутье, умение сводить воедино мельчайшие факты и обстоятельства, осторожно продвигаться вперед, подкрадываясь к истине, признать обычное — необычным, увидеть в неопределенном — определенное, различить очертания в тумане, поверить в убийство именно потому, что было бы абсурдным предполагать здесь убийство.

Т р а п с. Но это и есть абсурд!

П р о к у р о р. Обозрим еще раз имеющиеся у нас доказательства. Набросаем портрет покойного. Мы мало о нем знаем, все, чем мы располагаем, сообщил нам наш милый гость. Господин Гигакс был генеральным представителем фирмы искусственных тканей «Гефестон». Мы вполне доверяем высокой оценке этой ткани, которую нам дал дорогой Альфредо. Итак, продолжаем: покойный был человеком, идущим напролом, эксплуатировавшим своих подчиненных. Он умел делать дела, хотя те средства, которыми он пользовался, частенько бывали не слишком чистоплотными.

Т р а п с. Вот это верно, мошенник — как живой!

П р о к у р о р. Далее, мы должны заключить, что господин Гигакс на людях охотно играл роль здоровяка и силача, преуспевающего дельца, прошедшего огонь и воду и выходящего победителем из любых испытаний. Поэтому он тщательно скрывал свое тяжелое сердечное заболевание и, по словам Альфредо, относился к своей болезни с упрямой злобой, считая ее, очевидно, личным оскорблением, унижающим его мужское достоинство.

Т р а п с. Невероятно! Вы просто волшебник!

А д в о к а т (тихо). Да замолчите же наконец!

П р о к у р о р. К тому же покойный стал пренебрегать своей женой, этой соблазнительной, недурно сложенной женщиной, — так по крайней мере наш друг ее обрисовал.

Т р а п с. Дивная бабенка!

П р о к у р о р. Гигакс заботился только о том, чтобы преуспеть в делах, и мы имеем основание предполагать, что он был убежден в верности своей жены. Считая себя выдающимся человеком и завидным мужчиной, он не мог и