«Любовь» и другие одноактные пьесы - Мартин Гургенович Алоян

Т о л с т я к. А его за что?

С т а р и к. За то, что боится трогать таких, как твой начальник. Так ведь не может долго продолжаться. Так что спеши, а то приедешь, а твой начальник уже и не начальник.

Ж е н щ и н а (смотрит на солнце). Да… Похоже, опоздала я на утренний базар…

М у ж ч и н а  в  ш л я п е (Старику). А что вы на него так напустились? Надо своих детей учить. Или внуков.

С т а р и к. Учил бы — если бы были. Потому и за вас больно, что вы такие…

Ю н о ш а. А где они? Бросили вас?

М у ж ч и н а  в  ш л я п е. В суд надо на них подать. Никуда не денутся — найдут.

С т а р и к. Если бы было кого искать. Некого. Умерли они. В войну еще. Когда я на фронте был. А через несколько лет, когда я вернулся, и Мухарамхон моя — вслед за ними. Сердце не выдержало.

Ж е н щ и н а. Неужели с тех пор вы так и живете один?

С т а р и к. Не один. Они всегда со мной. Закрою глаза — они тут как тут. Мухарамхон и мальчики мои. Сидят и смотрят. И улыбаются. А я им все рассказываю — как день прошел, кого видел из знакомых.

Все замолкают.

М у ж ч и н а  в  ш л я п е (после паузы). Нет, такого безобразия я еще никогда не видел. Чтобы целый час — ни одного автобуса. В газету бы написать, чтоб навели порядок.

Ю н о ш а (Старику). Не переживайте, отец. Все еще будет хорошо.

С т а р и к. Ты так думаешь? Что ж, ты прав, скоро действительно я перестану переживать. Навсегда. Потому и тороплюсь помочь своему соседу. А тебе, сынок, спасибо.

Ю н о ш а. А мне за что?

С т а р и к. За доброе слово. За участие. Ты еще не зажирел душой, как некоторые.

Шум машины. Толстяк кидается на дорогу.

Т о л с т я к. Эй! Стой! Да остановись ты! Фу ты, сын шайтана…

Ю н о ш а. Знакомый?

Т о л с т я к. Родственник. Главное, ведь увидел меня — и отвернулся. Деньги с меня неудобно брать, а без денег везти неохота. Да отдал бы я ему эти три рубля — чтоб он ими подавился!

С т а р и к. А ты бы на его месте остановился?

Т о л с т я к. Конечно. Что мне жалко, особенно если по пути.

С т а р и к. Не уверен.

Т о л с т я к. Слушайте, ну что вы ко мне все время придираетесь? Что я вам сделал плохого? Других за бездушие ругаете, а сами людям настроение портите. И вообще, — кто вам дал право судить? Может, вы святой? И никогда не ошибались в жизни? И ничего вас не мучает? А? Только по совести.

С т а р и к (помолчав). Мучает.

Т о л с т я к (довольный). То-то.

С т а р и к. Но я тогда молодой был. Как он. (Кивает на Юношу.) На войне это еще было. В разведке. Я впереди шел, а друг мой сзади. Тихо было, я расслабился, и вдруг кто-то как навалится на меня из темноты. Я растерялся сначала, отпрянул в сторону, а потом спохватился — и назад. Да поздно. Нож, который предназначался мне, достался моему другу. С тех пор вот не могу спать спокойно, словно не фашист ударил его ножом, а я сам. Я, понимаете?

Т о л с т я к. Вы видите, отец, все могут в какой-то момент ошибиться. Он, вы, я… Со мной, кстати, тоже было примерно такое же. Я тоже тогда молодой был. В институт поступал, математику письменную сдавал. Задачу никак не мог решить. А впереди парень сидел из нашего кишлака. Я его толкаю — помоги, мол, друг. Ну, он мне и прислал свой черновик. А в этот момент подходит экзаменатор. Ну и… Короче, ему поставили двойку и выгнали. Почему-то они решили, что это он у меня просил шпаргалку.

С т а р и к. Как же ты поступил, когда его выгоняли?

Т о л с т я к. Как, как… Никак. Стал бы спорить — и меня бы выгнали. Ему от этого не легче было, а мне…

Ю н о ш а. А где он теперь?

Т о л с т я к. Он? В колхозе. Шофером работает. Так все ничего, только пьет.

С т а р и к. А совесть тебя не мучает?

Т о л с т я к. Из-за всех ошибок мучиться — лучше сразу умереть.

С т а р и к. Значит, спокойно спишь?

Т о л с т я к. А почему я должен спать неспокойно?

С т а р и к. А потому, что тот парень оказался благороднее тебя. Потому что в институте ты занял его место и сегодня живешь не своей, а чужой жизнью. Ты должен был бы работать шофером в колхозе, а не он. Ведь ты человек. Значит, у тебя есть разум. А не только брюхо — чтобы набивать его барашком. А у кого есть разум, тот стремится стать лучше.

М у ж ч и н а  в  ш л я п е. Вот тут я с вами согласен. Человек всегда должен стремиться к лучшему, на то он и человек. И все стремятся — по мере сил. Все хотят иметь хороший дом, дачу, машину. И, кстати, никто их не осуждает за это. А что тут такого — своим трудом наживать добро, чтобы детям после них было легче жить. Закон природы. Я вон тоже… В молодости любил девушку. Жуть как. И она меня. Дня не было, чтоб не виделись. Мать ее, старушка, каждую весну на праздник вышитый поясной платок дарила. Хотя почти уже ничего не видела — ощупью вышивала. Словом, все к свадьбе шло. Да… но, как говорится, шло да не дошло.

Ю н о ш а. А что помешало?

М у ж ч и н а  в  ш л я п е. Что помешало? Жизнь помешала. Перед свадьбой поехал я в город — купить что-то. И встретил там дочь председателя нашего колхоза. В кишлаке когда виделись, она даже не смотрела, гордая была. И хороша собой — цветок просто. А тут встретились, она меня — с предстоящей свадьбой, я — спасибо, мол. Она говорит — давай отметим это событие. Ну, думаю, давай. Зашли в ресторан. И вернулся я в кишлак через месяц. Моей невесты уж не застал — не выдержали они с матерью позора, уехали. Вот так…

С т а р и к. О чем же ты думал, ослиная твоя башка?

М у ж ч и н а  в  ш л я п е. О чем? Если честно, о ее новой «Волге»… Любовь, верность… Э, это все слова. Ну, женился бы я тогда на той — что было бы потом? Нас у матери восемь человек, я — старший, в институт поступать надо, о будущем думать. А тут семью кормить, дети пойдут — какая там учеба. Нет, правильно я все сделал, сейчас хоть на ногах прочно стою.

Ю н о ш а. Это предательство!

М у ж ч и н а  в  ш л я п е. Ладно, у тебя все впереди, можешь поступать иначе. Хотел бы я на тебя посмотреть лет эдак через пять-шесть.

Ю н о ш а. Я никогда не поступлю, как вы! Никогда!

М у ж ч и н а  в  ш л я п е. Ну…

Шум машины. Толстяк кидается к ней.

Т о л с т я к. Простите, но я не могу больше ждать…

С т а р и к. А, пусть едет, оставьте его.

Машина отъезжает.

Ничего, мы подождем. Ведь должен же