Бабья доля или Добродея - Наталья Александровна Баскакова

– Я не понял, как родственница, – опешил Людвиг, он ещё не мог привыкнуть к тому, что теперь у него в этой деревне появляется много новых родственников.

– Та тётки Катерины Вася женився на Рае. Гарна, весёла баба.

Парень с девушкой сели на скамеечку возле амбара. Настёна продолжила:

– Бабики и Гайдуки – то наши родственники. Которы приихалы из Бирска, которы с Акбая. Вот так вот и сложилась деревенька.

– А дружат ли меж собой деревенские жители? – усомнился юноша.

– Кажу, усяко быват, потому как есь туточки и бедны и богаты, но больше единства, чем «горшок об горшок».

– Наверно, война всех объединила?

– Туточки дело у другом. Кажу, перво-наперво, у деревне много родственных душ, и сердечных людей тоже хватат. Вот тётя Лёса, ваша мач… – Настёна одёрнулась, чуть ли не сказала «мачеха», – ваша мама. Кажу, это удивительный человек. Никогда, никаких сплетней от неё никто не слышал. Ради человека она может пожертвовать собой, и всегда улыбается, може тако неунывание придаёт ей силы.

– Да, – согласился Людвиг,– мама у нас очень хорошая.

Этот разговор невольно подслушала Катерина, сторожившая амбары. Гордость охватила женщину и за свою сестру, и за то, что такой парень, как её племянник, очень нравится деревенским девчатам.

Людвиг же, проводив Настёну, в непонятном смятении чувств отправился домой: «Какая хорошая девушка. К ней тянется душа. С ней интересно и хочется видеть её каждый вечер».

***

Но вскоре перед Людвигом наступила та пора, которая на долгие годы изменила все его планы. Ранней осенью в дом Шлемовых пришла повестка о призыве Людвига на фронт. Парень поехал в районный военкомат, а оттуда вернулся с оформленными документами и обритым «под ноль».

– Людонька, сыночек, – запричитала Александра, – дак чё жа эко диется, да куды же делись твои кудри. Да вот и тебя-косе забрили на войну. Да вот и в наш дом-от пришла беда. Да вот и отец-от не попрошшатся с тобой, да мыслимо ли ето дело?!

– Успокойся, мама, меня пока ещё распределили в пулемётное училище.

– Далеко ли? – немного прийдя в себя, поинтересовалась мать.

– Пока не сказали куда, но я думаю, что недалеко.

– Когды уежжаш?

– Завтра.

– Завтрева?! – ахнула Александра,– дак чё жа эко мистичко, ведь и собрать-от тебя не успею.

– Мама, ни чё не надо, – попытался успокоить её сын, – да и, чё ты будешь собирать, в доме ни чё вдоволь нету.

– Ну это уж, сынок, не твоя забота, а голодним я тебя не отпушшу.

Роза для кралек замесила тесто из той муки, которою жалуют Александре за её «педагогическую деятельность». Александра пошла к Полине Игнатьевне, откуда принесла шмат сала. У Катерины взяла немного медку. Наварила картошки. А утром они всей семьёй вышли провожать сына и брата.

Пришла на проводы и Настёна. Новобранец расцеловал сестёр, обнял мать и подошёл к девушке:

– Настёна, я до конца не разобрался в своих чувствах к тебе. Но что-то непонятное охватило меня, когда я тебя увидел.

Девушка молчала и только лишь сквозь слёзы смотрела на ставшее родным за короткий срок лицо.

– Была у меня девчонка в школе – Марина Стругова. Я сейчас только понял, что это была моя хорошая школьная любовь, чистые дружеские отношения. А вот здесь потянуло меня к тебе. И знаешь, чё я тебе скажу?

– Шо? – едва прошептала Настёна.

– Не знаю, вернусь ли я с фронта, но если всё-таки свидимся, то думаю, что будем до конца дней наших вместе.

– Кажу, свидимся, обязательно свидимся, моя любовь будет тебя хранить.

Людвига направили на ускоренные шестимесячные курсы в пулемётное училище, в тот уездный город, где проходила половина его безоблачного детства.

У Александры же появилась ещё одна головная боль. Где взять припасы, чтобы и сына поддержать, и мужу не дать погибнуть с голодухи.

***

Тихону же на самом деле приходилось далеко несладко отбывать повинность в трудовой армии. Холод, сырость, голод, изнурительный труд, завшивленность, инфекции. Все эти испытания организм пожилого человека не мог вынести. В конце концов, когда он просто опух от голода и на него навалились болезни, его решили комиссовать.

Тихон был свободен, но сразу добраться до дома ему не хватило сил. Поэтому он решил на короткий срок остановиться у Сыркиных, чтобы отлежаться и хоть немного прийти в себя. Но не тут-то было. Едва-едва он появился на пороге сестринского дома, каждый из членов семьи встретил родственника по-своему: Валентина испуганно смотрела на дядьку:

– Дядя, чё с тобой, неужто там так плохо?

– Хуже, Валя, не быват, – через силу сказал Тихон.

Синклитикия, чтобы не выказать своего волнения, своих слёз брату и, особенно, мужу, ушла за перегородку в кухонку. Михаил Васильевич недовольно глянул на шурина:

– Это чё же топерь трудармейцев вольно отпускают, военно время, чать?

– Да комиссовали меня, Василич.

– Эвон как, и за чё же тако счастье?

– Да како уж там счасьте, – попыталась защитить своего брата Сакля, – неужто, Миша, не видишь, мужик совсем обессилил?

– Ну и надолго ты к нам пожаловал, дорогой шурин? – хладнокровно посмотрел хозяин дома на своего бедного и нежеланного родственника.

– Да маненько бы в себя прийти, – неуверенным голосом проговорил Тихон.

– Вот чё я тобе скажу, шшас пообедаш с нами, а оставить тобе в доме я не могу, потому как ежели заведутся от тобе вши, то их шшас не выведешь.

– Да чё ты, Миша, куды же он шшас? – попыталась вступиться за брата Синклитикия.

– Да хошь вона в баню, а чё, там тепло, чать не замёрзнет.

В бане, хоть и были прокопченные стены, сыроватый пол, пахло золой и прелыми берёзовыми вениками, хоть и не всегда было тепло, полутьма, а порой и кромешная тьма давила на психику, всё же была защита от пронизывающего холодного ветра. Да и раза два в сутки сестра приносила остатки пищи с хозяйского стола, а порой даже что оставалось в чугунах и кострюлях.

Когда мало-помалу голодное обморочное состояние начало отступать, Тихон стал налаживаться домой. Отправляясь в деревню, Тихон решил навестить могилу Дарьи, благо, что кладбище от сестринского дома находилось очень близко.

Вот он кладбищенский забор, сооружённый в виде прясла. Тихон шёл мимо захоронений. По пути попроведал могильный холмик матери и начал спускаться с горы в сторону города. Сердце бешено стучало, может от того, что на спуске больше уходит человеческой энергии, чем при подъёме,