Бабья доля или Добродея - Наталья Александровна Баскакова

Ава прижала к себе поросёночка и, опережая мать, почти бегом побежала домой.

***

Малыш возвращался к полноценной жизни очень тяжело. Ведь он с рождения не изведал материнского молока, не испытал ласки хавроньи.

В доме разыскалась соска, и начали маленького хрюшку отпаивать тёпленьким молочком и водичкой. Благо, что накануне топили баню. В довольно тёплой бане нашлось

малышу местечко, где он мог набирать силы. Ава настелила для него тёплую, по-настоящему, «царскую» постель и сама кружила над своим новым воспитанником, «…как орлица над орлёнком…». Имячко ему присвоила: Васькой назвала.

К двухнедельному возрасту Васька стал уже похож на настоящего поросёнка, да и кормить его начали овсяной кашей и толокном.

Тихон решил соорудить уголок в стайке вместе с коровой Майкой, но дочь встала на дыбы:

– Нет, папаня, в стайку я его не отдам.

– Почему, – опешил отец, – поросёнок должен жить в стайке?

– Это не поросёнок, это мой Васька, – стояла на своём Ава.

– Дак он тоже – хрюшка, – попытался объяснить Тихон.

– Да какой он хрюшка, это мой ребёнок.

– Куда же ты свово «робёнка» будешь девать?

– Дома со мной будет спать, – просто и гениально объяснила дочь непонятливому родителю.

– Кажись, ты уже не робёнок, что бы в игрушки играть,– пробовала вступиться в разговор Александра, – в деревне-те люди чё скажут.

– Пускай хоть, чё говорят, – отпарировала дочь.

В результате выиграла спор девочка. Так Васька стал проживать с домашними обитателями в избе. Дети спали на полу «в повалку». Васька приходил с улицы, находил свою покровительницу и ложился рядом с ней.

Но Васька даром хлеб не ел. Он для своей спасительницы в банный день служил своеобразным «транспортным средством». Бани в деревне находились вдоль берегов речки Каменки. И в баню, на потеху деревенским жителям, Ава добиралась верхом на собственном воспитаннике.

– Вася! – поросёнок бежал на первый оклик своей покровительницы. – В баню поехали.

В бане девочка намоет Ваську. Пока он в предбаннике отпыхивается, намоется сама и обратно домой на собственном транспорте. Поросёнок прожил в семье несколько лет. И опять односельчане не понимали Александру. Семья чуть ли не впроголодь живёт, а хрюшку резать было жаль.

Когда же наступил этот трагический день, Тихон осторожно поставил в известность дочь.

– Авочка, надо бы заколоть Ваську.

Девочка сначала оторопела и с перепугу не могла вымолвить слова. Затем, недобро сощурив глаза, категорично заявила:

– Только попробуйте, и вы меня больше в этом доме не увидите.

– Дочка, это ведь свинья, и поэтому идёт под нож, это – норма жизни.

– Это не свинья, а мой Васька, – стояла на своём девочка.

Отец отступил, но вопрос был оставлен открытым. Родители другого выхода в разрешении коварного вопроса не видили, как пойти на крайнюю хитрость – отправить дочь в Томилово в гости к племянникам Александры.

            Животное, как будто, предчувствуя беду, с налитыми кровью глазами и тревожным хрюканьем пятилось в угол стайки.

– Вася, Вася, айда суды,– Тихон пробовал приманить борова. Но было всё тщетно.

Тогда сосед Шлемовых Григорий Евдокимович решил взять силой упрямое животное. И здесь началось самое непредсказуемое: откуда появилось столько силы у свиньи. Он

разметал в щепки кормушку и выбил стекло в крохотном оконце. Тихон решил на некоторое время оставить Ваську в покое. А затем животное пристрелили из охотничьего ружья.

      Бедный Васька только издал короткий визг и упал на бок, так и не дождавшись своей покровительницы.

Ни в доме, ни во дворе не оставили и следа от Васьки. Всё мясо и косточки раздали, а не продали односельчанам. И опять чудачество Александры не понятно деревенским людям, как можно в голодные годы всё раздать по людям. Им и не вдомёк, что как это употреблять в пищу плоть друга и как можно продавать память о друге. И самое главное, нельзя усиливать и без того горькие страдания любимой дочери о своём подопечном.

***

      Эта весна выдалась на редкость довольно тёплой. Хоть говорят в народе: «Рано тает, долго не растает», тем не менее, снег в начале марта стал интенсивнее првращаться в весёлые ручейки. В апреле земля полностью освободилась от снежного покрова, и тем самым приносила радость и новые силы человеку.

А радоваться было чему. Советские войска вместе с союзниками добивали фашистскую сволочь на всех фронтах и, как ядовитый мусор, сгребали в то место, где и выпускал фашизм свои поганые шипы, туда, где зародилась преждевременная смерть десятков миллионов ни в чём не повинных людей, но истинных патриотов своей земли. Все люди земли знали, все ждали, все чувствовали, что Великая Победа над зловещим фашизмом уже на пороге. Однако, она пришла весьма нежданно и тем самым желанней и радостнее.

В Павломихайловке, как и во всей стране, смеялись и плакали, обнимали и целовали друг друга.

По случаю долгожданного и Великого праздника во дворе правления колхоза, на сколоченных тесовых столах, развернулось общее деревенское пиршество. Несли на общий праздничный стол кто картошку в мундирах, кто шмат сала, кто огурцов и грибов солёных, кто брагу, кто квас.

– Ой, бабы, – спохватилась Прасковья Лузина, – а ребеятёшек-от куды девать, с нами за столом-от нельзя, мужики напьются, да ишо матькаться зачнут.

– Дак, ребятёшки в войну тоже вона как робили, токмо тут держись, а за стол, значит, им нельзя, – возмутилась было Настя Трошина.

– Дак счас чё-ненабудь придумам про почётных малолетних гостей, – вступился неподолёку находившийся Михаил Артемьевич.

Он закончил сколачивать столы и отправился к себе домой. Вытащил из подпола флягу с мёдом, растопил его и вылил в деревянное корыто, установленное в своём дворе.

– Ну-косе, Митькя, – подозвал он своего младшего сына, – лети-косе по деревне, да собери-косе всех ребятёшек к нам. Пускай с собой ложки, да хлеб возьмут. Нонче праздник гле всех.

За хмельным столом наполовину со слезами, со слезами горя и обиды за своих родных солдатиков, которым уже не суждено ощутить запах родной земли, со слезами радости, что наконец-то наступил долгожданный мир, деревенские люди праздновали Победу. Василий Логунов красивым баритоном затянул:

Глухой неведомой тайгою,

Сибирской дальней стороной.

Застольный хор подхватил:

Бежал бродяга с Сахалина

Звериной узкою тропой.

Не успела стихнуть песня о бродяге, который так долго пробирался к своему родному очагу, на другом конце длинного застолья зазвучали ласковые женские голоса:

Золотые вы, песочки,

Да серебряна река.

Полюбила я девчонка

Молодого паренька.

К Розе подошёл с гармонью Вася Логунов:

– Ну-косе, сестричка, давай-косе взыграм «На реченьку».

      Импровизированный музыкальный