Бабья доля или Добродея - Наталья Александровна Баскакова

Тихон издали увидел могильный некрашеный крест. Прошёл уже год, как нет любимой, а могилка всё так же одиноко стоит, как будто, Дарья решила быть хотя бы после своей кончины независимой ни от кого. Слёзы подступали к горлу терпеливого Тихона. Он подошёл к могиле жены. Погладил натруженной рукой крест и тяжело опустился на землю. Наступило молчание. Тихон до сих пор не мог смириться с тем, что на веки вечные он оказался со своей любовью по разные стороны жизни и смерти.

– Дашенька, любима моя, прошёл уже год, как ты покинула нас. Легко ли твоей душе шшас не знаю, но скорее всего душа твоя отдыхат. За все твои земны мучения и страдания, за все тви лишения и невзгоды душа твоя в мире ином должна найти покой. Нам же без тобе, мила моя, ой, как плохо. Каждый из нас невосполниму потерю с тобой перносит по-своему, но тяжело, не смотря на то, что у нас образовалась нова семья. Вернее, в нашу семью пришла новая женщина, пытаюшшаяся заменить тобе, моя родная, но ты для нас остаёшьси одна в нашей памяти.

Нады признаться, что Шура, так зовут эту женщину, очень много сделала для наших детей. Изличила всех от корост, вывела вшей. Вовочка начал поправляться. Последню рубаху с себя сняла и першила на детску одежду, в буквальном смысле этого слова. Сама лишний кусочек не съест, а робятишкам принесёт. Порой не угадашь, на какой ишшо подвиг способна эта деревенска женщина. Но, вот беда, не лежит моё сердце к ней, как к женщине. Тобе я ревновал и не мог с собой ничё поделать. Зато вот топерь наломал дров, и до конца своей жизни не сберу их в одну «поленницу».

Тихон тяжело вздохнул. Слёзы так и катились из его глаз. Весь стан его старчески сгорбился и вздрагивал, то ли от холода, то ли от слёз, а может от тех жизненных ошибок, которые уже никогда не исправишь.

– Как дальше жить, мила моя, не знаю?

И вдруг ему показалось, что кто-то шепнул в ухо, а может собственное сердце посоветовало:

– Береги, что есть.

***

      Домой Тихон добрался, за полночь. Как это ни странно, в одной из комнатушек горел свет. Он робко отворил дверь, В нос ударил запах теста, запах настоящего хлеба, от которого закружилась голова. Изголодавшийся Тихон чуть было не потерял сознание.

Александра в деревянной кадушечке, именуемой квашонкой, замешивала тесто. Ночной пришелец едва перешагнул порог и, чтобы не упасть, обессилив, опустился на скамейку.

– Трофимовна, – с каким-то особым почтением, теплотой и мольбой прошетал измученный, измождённый от непосильного труда, постоянно раскаивающийся за свои необдуманные поступки и слова человек.

С этого дня и до конца своей жизни Тихон обращался к своей супруге не иначе как «Трофимовна».

Александра на мгновение застыла на месте. Руки, как будто затянуло тесто и обволокло плотным пленом.

– Тихон, матушка мой, – едва-едва справившись с собой, изумилась женщина.

– Какой же я тобе «матушка», я скорее «батюшка», – попробовал сквозь озноб и слабость отшутиться Тихон.

– Едук у нас, как присказку говорят, – машинально пробормотала счастливая и в тоже время ошеломлённая хозяйка. – Дак, чё же эко мистичко, ты такой худой-от, краше в гроб кладут.

– Дэк я, чать, не на курортах был.

Александра, быстро оправившись со своим волнением, проворно из печи достала чугун с горячей водой, и пока Тихон, превозмогая слабость, мылся, собрала на стол ужин. Это были остатки после семейной трапезы: похлёбка, каша и чай.

После еды Тихон осторожно, с каким-то подозрением, спросил жену:

– Трофимовна, откедо у тобе мука настояшша и чё ты хошь делать из теста?

Александра всё, как на духу, выложила супругу: то, что она каждый день за девять километров ходит работать в детскую площадку за остатки пищи с детского стола и изредка за горстку муки, а чтобы не лишиться жилья, девчонки проводят уборку в школе, и что многие люди помогают выжить, и что призвали на фронт Людвига.

– Дак, вот счас Людонька учится в пулемётном училишши, в уезном городу, тамо-косе, где вы жили до войны.

Александра накрыла тряпкой квашонку и поставила к печи.

– Вот уже котор-от вечер ставлю тесто, а утречком кралечки стряпаю. Ребетёшкам оставлю поись, остально девки тетьке в погреб унесут. Михайло Артемич посулил медку малёхонько дать. Соберу котомочку да поеду к Люде.

– Нашто, – не понял Тихон, – их там кормят.

– Кормят-то кормят, да токмо домашни лучше, – не унималась жена, – к другим-от издят, да чё – ненабудь привозят, а он поди-косе выглядыват. Скажет: «Не родна дак не родна мамка и не думат приехать». Нет, Тихон, покуля он учится, я издить буду.

Так оно и вышло. За те семь месяцев, пока Людвиг учился на ускоренных курсах пулемётного училища, Александра несколько раз у него побывала.

Ночью, когда все домашние укладывались спать, Александра месила тесто для пирожков, плюшек или лепила с капустой и картофелем пельмени, морозила всю свою продукцию. А кода наполнялся мешочек, она с дорогой поклажей, где на перекладных, а где и пешком, добиралась к сыночку.

***

Прошла ещё одна тяжёлая военная зима. За ней промчалась весна, и наступило тёплое лето. Советские войска освобождали от оккупантов деревню за деревней, город за городом, отстаивали каждую пядь земли.

      Людвиг, что называется, по-пластунски прощупал и своей грудью закрыл матушку-землю. Вот где парню пригодилось его боевитость, решительность даже его некая взбалмошность и озорство, которые на фронте оборачивались твёрдостью духа и бесстрашием.

Результат подвигов лейтенанта Шлемова уже увенчался медалями: «За Курскую дугу». «За Днепр», орденом «Красная звезда» и несколькими Благодарностями от самого товарища И.В.Сталина.

Старший сын Михаил на Украине служит на военном аэродроме. Чувствуется, что душой он не одобряет выбор отца с созданием новой семьи, с приручением детей к чужой женщине, однако, жизнь потребовала именно такой ход, и с этим нужно мириться. Как и у других детей, у Михаила Александра не прижилась под статусом «мачеха». В глазах парня она даже заочно была уже матушкой.

Парфирий отбывал срок в ГУЛаге. О нём даже шёпотом старались не говорить, ведь он был «Враг народа».

В семье Шлемовых произошли изменения и в лучшую сторону. Всеми силами, отказывая себе и без того в лишнем кусочке, приобрели новый дом. Вернее сказать, дом был далеко не новый, да это и не отдельный дом, а полдома, как местные жители говорят: «на два