Модель. Зарубежные радиопьесы - Петер Хакс

время. Но неужели вы не заметили, что здесь началось оно? И послушайте, как началось. Он сказал: «Письмо от белки?», потому что в нем была еще легкая неуверенность. Ему не следовало так спрашивать. Она же ответила: «Никакого письма от белки». И он — потому что ей ни в коем случае нельзя было так отвечать! — спросил дальше:

Дальше — снова в гостинице.

Я н. Ты проголодалась?

Д ж е н н и ф е р (неуверенно). Разве это имеет какое-нибудь значение?

Я н. Да.

Д ж е н н и ф е р. Проголодалась.

Я н. Чего хочешь — свежего кофе или тостов с апельсиновым соком?

Д ж е н н и ф е р. Всего хочу. Я жутко проголодалась.

Дальше — снова в зале суда.

Д о б р ы й  б о г. При этих словах она снова на него взглянула, и день настал.

С у д ь я (перелистывая бумаги). Итак, они пошли завтракать. Из кафетерия он позвонил в пароходное агентство, где его попросили позвонить завтра или послезавтра, поскольку они пока еще не могли гарантировать ему место на «Иль-де-Франсе».

Д о б р ы й  б о г. День настал. На всех магистралях города забила жизнь, и грянул снова яростный гимн — работе, зарплате, доходу. Трубы гудели, возвышаясь, подобно колоннам воскресших Ниневии и Вавилона, и тупые и острые черепа небоскребов касались серого тропического неба, сочившегося влагой и нависшего над крышами, подобно омерзительной бесформенной губке. Рапсоды гигантских типографий ударили по наборным машинам, возвещая о свершившемся и провозвещая грядущее. Тонны капустных голов покатились на рынки, и сотни трупов в домах скорби, насурьмленные и наманикюренные, воздвиглись в стеклах витрин.

Под давлением тысяч атмосфер уничтожались отбросы минувшего дня, и покупатели рылись в универсамах в поисках новой пищи и клочьев завтрашней моды. По конвейерам плыли пакеты, и эскалаторы поднимали и спускали людские гроздья сквозь клубы сажи, отравы и выхлопных газов.

Буйное лето швыряло новые краски на кузова автомобилей и на шляпки женщин, колышущиеся над бульварами, на блестящие упаковки для риса и меда, для индейки и краба. И люди ощущали себя живыми, куда бы ни шли, — и чувствовали себя частицей этого города — единственного изобретенного и возведенного ими для всех своих потребностей на земле. Этого города городов, который в своей агонии, в своей лихорадочной гонке поглощает всех и в котором процветает все, все! Даже это.

С у д ь я. Преступление. Убийство.

Д о б р ы й  б о г (как бы отстаивая свою мысль). Я думал еще и о другом.

С у д ь я (отрывисто). Ну хорошо. Итак, оба после телефонного разговора покинули кафетерий и отправились подземкой на сто двадцать пятую стрит в Гарлем. Там они зашли в бар, где выпили коктейль и прихватили с собой две пластмассовые мешалки на память; потом заглянули в церковь, где тоже прихватили два картонных веера с изображением эпизодов из жития святой Катарины Сиенской. В магазине граммофонных пластинок их застали за тем, что они слушали популярные мелодии в обществе нескольких негров; а затем, следуя напутствиям туристического бюро, они отправились на Лексингтон-авеню и сняли комнату в отеле «Атлантик».

Д о б р ы й  б о г. Тут есть еще одна маленькая деталь, которую мне не хотелось бы упустить из виду. Это история с этажом. Уж если вы действительно заинтересованы в прояснении всех обстоятельств…

С у д ь я. История с этажом?

Холл отеля «Атлантик».

П о р т ь е. Есть еще номер триста седьмой на седьмом этаже. Окна во двор, так что очень спокойно.

Д ж е н н и ф е р (Яну, тихо). Так и ни одного с видом на улицу? Повыше?

Я н (портье). И ничего нельзя сделать? Действительно ничего?

П о р т ь е. К сожалению, нет. Если вы останетесь на более долгий срок, я могу взять вас на заметку, — вдруг освободится номер повыше, с видом на улицу. Заранее ведь ничего не знаешь.

Я н. Да мы тоже не знаем… будем ли мы еще здесь. Но имейте нас в виду. (Отходя, Дженнифер.) Ты расстроилась?

Д ж е н н и ф е р. Нет. Может, так оно и лучше. Чтобы меньше думать.

Б о й - л и ф т е р. На подъем, пожалуйста.

Лифт поднимается.

Д ж е н н и ф е р (сквозь шум лифта, блаженно). Подъем! Какой подъем! Чувствую его в ушах. А наверху — сейчас увидишь — будет вентилятор с холодным воздухом, воды сколько хочешь и чистота до блеска.

Лифт останавливается. Они идут по коридору к своему номеру.

Я н. Вот будет здорово — ты с мокрыми волосами, с каплями на губах, на ресницах. Ты будешь вся светлая, белоснежная и разумная, и мы ни в чем не будем упрекать друг друга.

Д ж е н н и ф е р. Если твоему кораблю надо будет отплывать, он отплывет. Если мне надо будет помахать, я помашу. Если мне позволено будет поцеловать тебя в последний раз, я сделаю это вот так, быстро-быстро, в щеку. Отпирай.

В номере седьмого этажа.

Я н. Да, смышленая, старательная Дженнифер. Но, поскольку я такой недоверчивый, испытание будет продолжено. Скажи: когда будет завтра?

Д ж е н н и ф е р (отчеканивая). Не ранее чем завтра.

Я н. А сегодня?

Д ж е н н и ф е р. Не позднее чем сегодня.

Я н. А сейчас?

Д ж е н н и ф е р (медленно, обнимая его). Вот сейчас.

В зале суда.

С у д ь я. Итак, дело все-таки снова кончилось интимностями.

Д о б р ы й  б о г. Нет, нет! Об этом не может быть и речи! Оставьте эти глупые фразы. Это была взаимная договоренность с соблюдением дистанции.

С у д ь я. Перейдем к делу!

Д о б р ы й  б о г. Но эта дистанция не может быть соблюдена до конца. Она то и дело нарушается. Вот, к примеру, этот смех. Да, строго говоря, с него все и началось. (Мрачно.) С той непостижимой улыбки. Как поглядишь на них — смеются совсем без причины.

С у д ь я. Кто смеется?

Д о б р ы й  б о г. Те, с кем это начинается.

С у д ь я. Бред.

Д о б р ы й  б о г (энергично поддакивая). Бред! Вот именно! Смеются у всех на глазах — и все же не видят никого. Или улыбаются прохожим — просто так, еле заметно, как заговорщики, которые не хотят показывать другим, что правила игры вот-вот будут отброшены. Эта улыбка витает как знак вопроса, но знак вызывающий, бесцеремонный.

С у д ь я. Ну и что? От этого никому нет вреда.

Д о б р ы й  б о г. Не скажите! Они, как тлеющий кончик сигареты в ковре, начинают выжигать дырку в заскорузлом, очерствелом мире. Этой своей неотрывной улыбкой.

С у д ь я. К делу!

Д о б р ы й  б о г. Около полуночи они встали. Конечно же, в это время встают одни грабители, буфетчицы да ночные сторожа. И они пошли к Бруклинскому мосту.

С у д ь я. Верно. К мосту. Зачем?

Д о б р ы й  б о г. Низачем. Пошли — и стали там, прислонясь к балкам, чтобы помолчать минутку. А потом заговорили снова.

На мосту.

Я н (шутливо, весело). Если ты пойдешь со мной в китайский город, я куплю тебе рубашку с драконом.

Д ж е н н и ф е р. И дракон охранит меня.

Я н. Если ты пойдешь со мной в Вилледж, я украду для тебя лестницу, чтобы ты могла спастись, когда начнется пожар. Потому что я хочу